И тут мелочь, выскакивая из переулков справа, пошла лавиной. Штук сто. Или даже сто пятьдесят.
Скорый взял карабин.
- Начали, - скомандовал он, и стволы завыплёвывали смертельный металл.
Били одиночными. В Улье вообще стрельба очередями считалась моветоном. Если где-то кто-то лупит не одиночными! Это точно - новичок. Бьёт не прицельно, не в головы, и зря тратит патроны. То есть, самое большое - пара минут, и его начнут есть.
Пашка отстрелялся быстрее всех. У него намного меньше времени уходило на прицеливание. Отрапортовал.
- Скорый, магазин.
И перезарядился.
Свора уменьшилась наполовину, но скорости и настойчивости не растеряла.
Дугин приложил приклад к плечу прицелился... И охренел. Сунул карабин на сиденье и метнулся к корду.
- Отстреливайте мелочь! Этим займусь я!
Из-за складских ангаров вывернуло... Да! Уж вывернуло, так вывернуло!...
Огромная тварюга! Точь в точь как Йети на рисунках в научно, блин, популярных журналах. При ходьбе, урод опирался на костяшки пальцев рук, как горилла или шимпанзе. Весил он... Так, на вскидку... тонн десять. Здоровенная дура!
Шагая, как в замедленном фильме, это чудовище снесло, как несколько соломин, трубопровод, нависший над шоссе, и, не заметив разрушений, пошагало следом за стаей. Причём плавность и медлительность движений не мешали ему нагонять автомобиль, катящийся уже со скоростью под сотню.
Пашка опять повторил.
- Не гони, Бабка.
На броневых пластинах, сплошь покрывающих эту химеру, клочками кустилась зелёная шерсть. Типичную рожу гоминида безобразили чудовищные зубы, не вмещающиеся во рту.
- Шило! Магазин! - Отрапортовался Шило и добавил - Вот это, блин, да! Этот - не рубер! Этот нам сейчас такую пластическую хирургию сотворит - обхохочемся!
А Пашка подумал.
- Что за мода, блин, - отращивать себе такие жвалы! Неудобно же!
И снова выстрелил в нос.
Элита трубно, протяжно зарычала и схватилась лапой за лицо, теряя скорость. Между крючковатых пальцев тёмная кровь текла ручьём.
Ещё пару пуль Скорый всадил в просветы между пластинами брони на груди. Бронебойно-зажигательные входили в щели, прошивали шкуру и, видимо, разрушали внутренности.
Тварь перешла на шаг и, топча убитую мелочь, сразу стала отставать. Остановилась, судорожно выгнулась и её стошнило чем-то коричневым. В конце концов, она уселась посреди дороги, подняла рыло к небу и завыла. Тоскливо затянула на одной ноте, как далёкая сирена.
Остальная шпана, сопровождавшая "главного", тоже остановилась и уселась на асфальт, задрав головы к небу.
- Умирает, - сказала Бабка, притормозив авто.