Но разумеется, этого делать нельзя. Потому что в главе второй «Моего ребенка» ясно говорится об опасности алкогольной фетопатии (внутриутробного поражения плода). И я покупаю бутылку минералки.
Возвращаюсь в город на автобусе. (За нами, простыми труженицами пиара, лимузины не присылают.) И тут до меня доходит: обзаведясь ребенком, я уже не смогу позволить себе такой сумасшедший день, приведший меня в десять часов вечера на скоростное шоссе Ван-Уайк.
За сим следует очередная задачка: как в «Бринкман и Бэйнс» отреагируют на известие о моей беременности? Ведь я всего лишь пару месяцев там работаю. И мне понадобится отпуск по беременности и родам. Я уж молчу о том, что ненормированный рабочий день станет для меня невозможной роскошью. Позволят ли мне работать по гибкому графику? Или уволят? Это законно? Я не могу сейчас остаться без работы. Мне нужны медицинские льготы!
Поскольку я принесла двенадцатинедельный обет молчания, обсудить эту проблему можно было только со Стивом, и я позвонила ему по мобильному. Полностью погруженный в последнюю главу нового романа Дика Фрэнсиса, Стивен все же уделил мне каплю внимания, чтобы предотвратить назревающую истерику.
Он напомнил, что дискриминация на почве беременности незаконна и, пока я способна выполнять свою работу, никто не сможет меня уволить. И нет сомнений, заверил он, что редактировать дерьмовые статейки и рекламировать идиотов я смогу как с ребенком, так и без оного.
Меня все еще мучили сомнения.
Я. Знаешь правило: кого последнего наняли, того первым и уволили? Они могут этим воспользоваться!
Стивен. Разве того парня, Эдди, наняли не после тебя?
(Ой, точно. Может, из-за моей беременности уволят Эдди?)
Я. Что, если меня вдруг станет тошнить по утрам и я заблюю весь офис?
Стивен (смеясь). Тебя не тошнит по утрам. К тому же в пиар-конторе всех должно тошнить. Вы хоть читали дерьмо, которое пишете?
Что-то неладно. Сегодня Эдди как-то не так на меня смотрит. Клянусь, он улыбнулся мне — нет, прямо-таки оскалился!
И еще стал чересчур заботливым. Может, тоже метит на то место в «Фокусе» и решил подлизаться, чтобы испортить мне малину? С какой стати он вдруг стал таким разговорчивым?
А может, он просто дурак? Никогда нельзя исключать подобную возможность.
Как бы то ни было, Эдди, вместо того чтобы по интеркому доставать меня вопросами о появлении Глинис О’Мэйли в супермаркете городка Шорт-Хиллс, в Нью-Джерси или «звездной» рекламе новой линии цитрусовых массажных масел Эйба Хамена, вдруг повадился заходить в мою кабинку. Присаживаться на край моего стола. Предлагать свои услуги в перестановке моего компьютера под более эргономичным углом. Короче, вести себя как бездомная оголодавшая собака, которая разнюхивает, чем бы поживиться.