— Газету на почте получаете?
— Ну, на почте.
— То-то и смотрю: почтового ящика у вас нет.
Шкрябун тоже посмотрел на газету. Потом на меня — и довольно тяжелым взглядом.
— Говори прямо, чего надо, парень… У меня дел полно.
— Огород прополки требует? — осведомился я.
— А хоть бы и огород…
С показным сомнением я воззрился на тяжелое, ростом по пояс разнотравье. Где-то под ним не без труда угадывались грядки.
— Там что — клубника?
— Возможно…
— А может быть, вы собираетесь в Языково?
— Может быть.
— Может быть, вы и вчера собирались? — предположил я.
Судя по тому, как заходили желваки на его лице, другой бы на его месте вскочил с ругательствами. Но этот справился, решив, как видно, что послать надоеду подальше он еще успеет, помолчал и в конце концов хмыкнул почти добродушно:
— Люблю дотошных. Я не только собирался, парень, я вчера и поехал…
— И у вас не завелся мотоцикл?
— Хуже, сломался по дороге. Раз уж ты такой любознательный, скажу более: возле Белышева на ручье рухнул мост. Прямо у меня на глазах рухнул, и никого на нем не было. Под собственным весом. Сгнил, наверное. Я было нацелился в объезд, вот тут движок и встал. Назад на буксире за трактором ехал, понятно тебе?
— Более или менее. А что случилось с движком?
— Понятия не имею! — рявкнул, выходя из себя, Шкрябун. — Еще вопросы есть?
— Есть. Вы подумали над нашим предложением?
— Пусть Максютов приедет сам, с ним я буду разговаривать.
Сообщать ему о том, что он прямо нарывается на неприятности, не имело смысла. Если яйца не учат курицу, то лишь потому, что курица по природе глупа и учить ее бессмысленно. Зато мелкая ящерка не станет учить старого опытного варана совсем по другой причине.
— И передадите ему свой архив?
— Какой архив? — Шкрябун почти не переиграл, удивившись очень натурально. — Ах, вот ты о чем… Ну, если килограмма три газетных вырезок — уже архив, тогда пожалуй… Только не отдам: самому нужен. Должен же старый пень иметь на досуге какую-то забаву?
Я вздохнул.
— Очень жаль, что у нас с вами, Виктор Иванович, не получается конструктивного разговора…
— А мне почему-то нисколько не жаль, — отрезал он.
— Значит, отказываетесь? Так Максютову и доложить?
Все-таки этот отставник хорошо владел собой. Иной на моем месте мог бы и поверить, будто мои слова не заинтересовали его ни на грош.
— Как хочешь, так и докладывай, мне-то что. Нацбез — пройденный этап. Разговаривать с вами — зря время терять.
— Значит, нет?
— Нет.
— Понимаю, — сказал я, поднимаясь. — Ну что ж, счастливо оставаться. Я прямо завидую: природа, форель, соседей никаких… По клубнику можно ходить, как по грибы. Кому захочется менять такую благодать на нашу возню, ведь так?