Закон охотника (Силлов) - страница 72

Я изо всех сил напряг мышцы шеи, одновременно левой рукой снизу зафиксировав локоть Краева. А правой, сжатой в кулак, принялся лупить по этому шраму изо всех оставшихся сил! Раз, другой, третий…

Похоже, пиявке, кайфующей в питательном мясе хозяина, это не понравилось. Кожа на предплечье Андрея пошла волнами, натянулась – и свежий шрам разошелся в стороны, словно испорченная молния на одежде.

Из прорехи, неприятно чавкнув сырым мясом, показалась голова пиявки, напоминающая окровавленный злобный смайлик с опущенными книзу уголками рта. Который тут же начал раскрываться, растягиваться, превращаясь в ту самую кошмарную пасть, что я уже видел однажды.

Но я оказался быстрее, резким движением схватив пиявку возле самой шеи. И сразу почувствовал, насколько у нее сильное тело. Будто стальной извивающийся прут оказался у меня в ладони, удержать который человеку просто не под силу!

Но я и не стал ее удерживать. Схватил – и швырнул в академика, очень надеясь, что попаду…

Мне показалось, что время замедлилось, хотя, наверно, это я просто умирал от недостатка воздуха и рассматривал предсмертные глюки. Пиявка летела по воздуху, и при этом ее пасть растягивалась, становясь все шире и шире. По идее, такой пастью можно башку откусить напрочь. Или целиком академика проглотить, при условии, что тело пиявки Газира способно растягиваться так же, как ее хавальник. А чего? Громадные анаконды вон задушенных крокодилов проглатывают целиком, так чего бы пиявке-мутанту не захавать тщедушного академика?

Кибы дернулись было, еще не до конца осознав, что происходит, но сделать ничего не успели. Пиявка Газира шлепнулась на Захарова, причем ее пасть будто бейсбольной перчаткой накрыла бронезабрало шлема.

Раздался мерзкий скрежет – жуткая пиявка пыталась прогрызть бронестекло. Но, похоже, у нее ничего не получалось – как бы ни были мощны челюсти мутанта, броня, она на то и броня, чтобы защищать ее хозяина от всяких пулевых, осколочных и зубастых неприятностей.

А потом у меня помутилось в глазах. Так всегда бывает, когда умираешь: мир становится мутным, неестественным, а ты вроде как и человек еще, а вроде уже и нет. И своё тело видишь словно немного сверху, которое падает на пол из разжавшейся двуручной петли…

«Странно… Почему не додушил?» – пришла вялая мысль. Куда пришла? В мою голову, или это уже мой дух бестелесный какие-то вопросы в своей призрачной голове гоняет?

Правда, в следующую секунду я больно ударился локтем об пол, прям точно на нерв попал. Как током шибануло. И я понял – нет, живой пока. Похоже, глюк поймал от асфиксии. Но реально – почему Захаров руками Охотника меня не додушил, хотя явно собирался?