Красивая женщина, достаточно молодая, чтобы не утратить сексуальность, и достаточно зрелая, чтобы уметь этой сексуальностью правильно распорядиться. Да просто красивая. Демид отпер дверь и так и застыл на пороге, рассматривая нежданную гостью.
– Привет.
Женщина мягко улыбнулась и, решительно отодвинув в сторону Демида, пересекла порог. Хозяин попытался было открыть рот, но лишь промычал что-то невнятное и прикрыл дверь за вошедшей.
– Привет, говорю, Демид Петрович. Не узнал, что ли? А всего-то три месяца прошло, с тех пор как вместе через ручей перешли.
Женщина бросила презрительный взгляд на разбросанные по углам «ангара» порожние бутылки из-под горячительного и обернулась к Демиду.
– Вроде трезвый? Как же быстро вы, мужчины, умудряетесь дом превратить в свинарник!
Хозяин «апартаментов» продолжал ошарашенно разглядывать вошедшую и, наконец, выдавил из себя оформившуюся в законченную фразу неожиданную мысль.
– Наталья? Наталья Андреевна? Вы…
Наталья, чуть качнув бедрами и обдав Демида шлейфом немыслимых ароматов, прошла, наконец, в глубь помещения. Не обнаружив гостиной, одним щелчком пальцев материализовала перед собой широкий мягкий диванчик с теплой вельветовой обивкой и двумя плотными подушечками. Демид, почесав затылок и пнув ногой в свой многострадальный пуф, устроился напротив гостьи.
– Ммммм. А парни вот на холодильнике сидят или на ящиках…
Наталья закинула ногу на ногу.
– А что с них взять-то… с парней. Ну да ладно. Значит, не сразу признал попутчицу, касатик? А я вот так сразу тебя узнала. Там еще, на «Жемчужине», не поверила, конечно, сначала, что это ты. Но узнала сразу… Да и как не узнать былого героя Мальгаута, майора спецназа, который в одиночку вырезал целый взвод охраны сигнального маяка и спас наш флот от неминуемого разгрома. Тогда ведь об этом все новостные каналы трезвонили. Как не узнать-то тебя, когда потом, через полгода, при эвакуации Светлой, ты, герой, кавалер георгиевский, вместо того чтобы детишек из интерната на дисколете вывозить, бросился на другой материк свою семью спасать. Да я-то что, я не осуждаю. Мой-то красавец, герой, погиб тогда. Сгинул. А ты вот, я смотрю, живой-здоровый? Свою-то семью ведь тоже спасти не получилось, не успел?
Лоб Демида покрылся холодным потом, а щеки приобрели синюшный оттенок. Он трясущейся рукой потянулся за очередной бутылкой, но в последний момент отпрянул обратно, словно вместо жидкости из ее горлышка высунулась черная головка подколодной гадюки.
– Чего ты трясешься, как осиновый лист. Наливай давай своей дряни. Помянем хороших людей, не вставая и не чокаясь…