– Пройдемте с нами, – сказал он.
– Я арестована?
Тот молчал. Я оглянулась на Сирила. Его рядом не было.
Неподалеку ожидал военный автомобиль, и дородный солдат втолкнул меня внутрь.
– Оставьте меня в покое! – возмутилась я. – Я член официальной делегации. Я американка.
– Фенианская мразь, – бросил он в ответ.
У него были испорченные черные зубы и, соответственно, ужасный запах изо рта.
– Куда вы меня везете? Я опоздаю на паром, – кипятилась я.
– А вот это сейчас должно волновать вас меньше всего, – усмехнулся молодой.
– Я была медсестрой Красного Креста, – сказала я ему. – Ухаживала на фронте за такими же ребятами, как вы. Объясните, по крайней мере, куда мы направляемся.
– В Килмайнхэм – туда, где содержались и были казнены лидеры Пасхального восстания, – ответил худой. – Сейчас карательные меры приняты совершенно официально. Арест. Быстрый суд военного трибунала. Казнь. В Ирландии действует военное положение. Армия может делать, что захочет.
«Не убьют же они меня, в самом-то деле», – думала я. Я для них была недостаточно важной персоной, обычным человеком. Но потом я вспомнила сожженные магазины и разрушенные дома. «Черно-коричневые» в Донеголе подожгли дом, а потом расстреливали жильцов, когда те из огня выскакивали на улицу. Попали в мать, выносившую своего двухлетнего ребенка. Оба погибли. Были убиты на пороге собственного жилища.
«С другой стороны, это ведь солдаты регулярной армии, – рассуждала я. – Не какие-нибудь «черно-коричневые» или прочие бандиты на подхвате».
Но это было слабым утешением, когда солдаты по обе стороны вели меня по длинному коридору.
«Успокойся, Нора», – уговаривала я себя и мысленно повторяла важные слова: официальная делегация, наблюдатель, беспристрастный, американка, в конце концов. Толстый солдат втолкнул меня в кабинет.
За письменным столом сидел офицер. Он был немолод и седовлас. Наверняка воевал во Франции. Кого я знаю в британской армии? Только солдат, прошедших через палаты нашего госпиталя. Но должны же быть у нас какие-то общие знакомые! Тут я поймала себя на мысли, что рассуждаю точно так же, как если бы в Чикаго попала в полицейский участок за пьянство или еще что-то в этом роде и пыталась заявить о знакомстве с родственником дежурного сержанта или другом лейтенанта. Объяснить, что я особенная, я своя.
Седовласый офицер поднял на меня глаза. Непросто было в выражение лица вложить такое количество презрения, но у него получилось. Я действительно влипла.
– Кто вы? – спросил он.
– Нора Келли, – ответила я и, вынув из сумочки паспорт, положила его перед ним на стол.