«Просто делай свою работу, Нора», – говорила я себе.
Первые снимки я печатала с большим волнением. На них женщины и дети стояли, оцепенело глядя в объектив, рядом с руинами своих домов. Мрачные. Но результаты показались мне несколько театральными и каким-то образом преуменьшающими реальность. Поэтому я начала печатать отрешенно. Просто документы. Безучастные документы. Пусть разрушение говорит само за себя, пусть иллюстрирует доклад комитета наряду с отмеченными фактами.
Хотя мне бы хотелось написать пару абзацев для какой-нибудь газеты, чтобы объяснить, что я чувствовала, когда «черно-коричневые» ворвались в загородный дом на озере Лох-Инах. Написать про мерзкие грязные руки, хватавшие меня, Нору Келли из Бриджпорта, Чикаго. Американскую гражданку, черт побери. А им за это ничего. Ирландская женщина – их законная добыча. Насилуйте ее. Убивайте. Для них никаких последствий. Нечего бояться.
«Полиция, полиция!» – вопила бы я, если бы какой-то подлец попытался затянуть меня в темный переулок в Чикаго. Но что делать, если твой насильник и убийца сам и есть та самая полиция?
Я жалела, что не могла описать свой арест, не могла привести слова Макреди и Уилсона. Макреди тогда сказал Уилсону: «Я испытываю отвращение к этой стране». А потом еще назвал де Валера кубинским евреем, нашим соотечественником.
И это при том, что Мод рассказывала мне, что у Макреди у самого есть ирландские корни, а жена его родом из графства Корк.
Сложная сеть связей и отношений. Дворянство, спасающее Ирландию от ирландцев.
Я получила от Джона Куинна чек на сто франков. «Комитет очень доволен», – писал он мне. Мои фотографии сработали мощно. На нужды Ирландии с их помощью было собрано десять миллионов долларов.
От Питера не было ни слова, и единственные реальные новости об Ирландии я узнавала только после мессы в Ирландском колледже по воскресеньям.
Там шла медленная мучительная война, скрытая от всего остального мира. Благодаря туристам мы с мадам Симон постоянно были заняты. В Париже никогда еще не было столько приезжих.
Я постоянно поглядывала по сторонам, пытаясь заметить того «регбиста» или кого-то еще, на него похожего, но британцы, похоже, утратили ко мне всяческий интерес.
Ранним апрельским утром, в пять часов, я услышала тихий стук в дверь моей студии.
«Питер», – подумала я.
– Питер, – сказала я и открыла дверь.
– Простите, миссис. Это всего лишь я.
– Сирил! Ради бога, что вы здесь делаете?
– Не уверен, что ради Бога, – скорее ради себя самого.
Я улыбнулась ему, хотя и была очень разочарована.
Сколько раз я представляла себе эту картину: приезд Питера, наше воссоединение, наше…