От неожиданности я даже встала.
– Вы – что?
– Эти убийства нужно как-то останавливать, Нора. Дев никогда не сдастся. Питер Кили не должен был умереть. Никто не должен был. Но правительство Ирландии нельзя уничтожать.
– Уходите, – прервала его я. – Немедленно. Убирайтесь отсюда. Не могу вас больше слышать.
Я вытолкала его за дверь.
Из тумбочки рядом с кроватью я достала фотографию Питера.
– Питер, я почти не знала тебя, – обратилась я к нему.
Мы так мало пробыли вместе. Всего-то горстка дней, растянутых на много лет.
Воспоминания, из которых я соткала свою великую любовь. Мой нежный Питер. Мужчина – полная противоположность Тима Макшейна во всех отношениях. Мы могли бы быть счастливы вместе. Мне хотелось плакать. Рыдать. Но я могла лишь сидеть и молча смотреть на его снимок неподвижным взглядом.
* * *
– Он погиб за Ирландию, – сказала Мэй, когда нашла меня на следующее утро в той же позе.
Огонь давно перегорел. В комнате было морозно. Она засыпала в камин уголь, положила скомканную бумагу и подожгла. Пока пламя разгоралось, она говорила о чести, о настоящей храбрости, об Ирландии.
– К черту Ирландию, – огрызнулась я. – Это не страна. Это фантазия какая-то. Ненавижу Ирландию.
– О нет, Нора, – нахмурилась Мэй. – Не говорите так.
– Все это нужно как-то остановить, Мэй, – продолжала я.
– Остановить? Но как? – спросила она. – Не можем же мы сдаться несправедливому правительству.
– Которое выбрал ирландский народ, – уточнила я.
– Люди просто не понимали. Профессор сказал бы вам то же самое.
– Но он не может, Мэй. Теперь он не сможет сказать мне уже ничего.
Йейтс предупреждал нас. Кровавый прилив. Монстр, грубый зверь, который – как там у него сказано? Да, ползет в Вифлеем, чтобы там родиться. Йейтс прав. Было выпущено на волю зло.
– Как вы не видите этого, Мэй? Разделенная Ирландия – вот чего хотят британцы. Теперь они могут заявить, что ирландцам их умилительная страна нужна лишь для того, чтобы порвать ее на части. Уилсон на том свете со смеху покатывается над тем, как ирландцы убивают друг друга.
– Пока что, – поправила меня Мэй. – Но это не навсегда. Вы должны верить в это, Нора. Питер умер за то, чтобы эта мечта осуществилась – так и будет. Обязательно.
Мы не заметили Сирила, который вошел сам. В руках у него была бутылка виски.
– Да как вы посмели… – начала я.
– Так ведь перемирие, девочки. И Питера Кили помянем. «У зарослей ив плакучих с любимой я был молчалив», – распевал он, пока искал стаканы, наливал в них виски и становился у камина. – «Но молод я и дурной был, а ныне я полон тоски», – закончил он.