Чем дольше тянулось молчание, тем сильнее становилась уверенность, что мне не ответят. Я уже практически полностью утвердилась в этой мысли, когда адмирал внезапно заговорил:
— Если мне не изменяет память, мы уже это обсуждали. В ресторане я бы оказал помощь любому, оказавшемуся на вашем месте. Что до заключения под стражу, то без моего вмешательства вы бы заработали как моральное, так и физическое истощение, обезвоживание и прочие малоприятные вещи. Как вы успели заметить, меня непросто обмануть, поэтому я знал, что вы не врете, говоря о том, что не имеете связи с контрабандистами. Поэтому ваш выход из тюремной камеры был не более чем торжеством справедливости.
Он замолчал, а я восхитилась потрясающим умением отвечать на очевидное и игнорировать главное. Но отступать уже не собиралась, и пока внезапная смелость меня не оставила, спросила:
— А сейчас? Почему помогаете сейчас, если знаете, что Тэйн сказал неправду?
Мне было очень важно это знать, важно настолько, что даже глубокое волнение и не отпускающая боязнь не смогли заставить меня молчать. И я видела, что адмирал это понял. Взгляд холодных голубых глаз был проницательным, внимательным, буквально выворачивающим и подталкивающим к тому, чтобы отступить. Но я не отступала. И взгляда не отводила. И… и откуда только наглости на это набралась?!
Адмирал неожиданно усмехнулся, и такое простое действие заставило меня вздрогнуть.
— Знаете, Фрида, — произнес он, сопроводив слова неожиданно потеплевшим взглядом, — я впервые вижу человека, настолько яро борющегося со своим страхом. Это достойно уважения.
Мне подумалось, что он шутит, но усмешка адмирала не коснулась его глаз, которые оставались серьезными. От такого его заявления к щекам снова прилила кровь, и сердце застучало чуть быстрее… Глупое сердце! Готово преисполниться ответным теплом всего от одной маленькой похвалы.
— Мне понятно ваше желание разобраться в происходящем и получить информацию о матери. К тому же я неплохо разбираюсь в людях и вынужден вас разочаровать: вы совершенно не вписываетесь в общество, собравшееся на празднестве дроу. Поэтому я решил просто с вами поговорить и узнать, как вы оказались в катакомбах.
От его слов сердце забилось уж совсем неприлично громко, грозясь разбудить своим стуком весь Морской корпус.
Сейчас адмирал поступал ровно так же, как я, — говорил правду, но умалчивал о чем-то важном. Но меня слишком взволновали его слова, чтобы огорчаться по этому поводу. Откровенность за откровенность. И я не могла требовать ответов, когда сама умалчивала о некоторых вещах.