Зиновьев стал безбожником не своей волей. В школе проводился медосмотр. Он постеснялся своего нательного крестика и куда-то его спрятал. Вечером всё рассказал матери. Аполлинария Васильевна сына не ругала, но слова её, сказанные в тот вечер, он запомнил крепко и старался им следовать: «Существует Бог или нет, — говорила мать, — для верующего человека этот вопрос не столь уж важен. Можно быть верующим без церкви и без попов. Сняв крестик, ты тем самым ещё не выбрасываешь из себя веру. Настоящая вера начинается с того, что ты начинаешь думать и совершать поступки так, как будто существует кто-то, кто читает все твои мысли и видит все твои поступки, кто знает подлинную цену им. Абсолютный свидетель твоей жизни и высший судья всего связанного с тобою должен быть в тебе самом. И Он в тебе есть, я это вижу. Верь в Него, молись Ему, благодари Его за каждый миг жизни, проси Его дать тебе силы преодолевать трудности. Старайся быть достойным человеком в Его глазах»[5].
Зиновьев называл себя «верующим безбожником». Церкви, обрядов — не признавал, но все романы его — от «Зияющих высот» до «Русской трагедии», — его мировоззрение, его социология, его этическое учение («зиновь-йога») пронизаны глубинным религиозным чувством. Один из самых распространённых жанров его поэзии — молитва. Он будет называть свои книги «В преддверии рая», «Евангелие для Ивана», «Иди на Голгофу». В живописи — не раз писать Распятие. Личность Христа, Его учение и образ будут вызывать пристальный научный и художественный интерес. Он соберёт целую библиотеку книг на разных языках о Христе. Живя в Мюнхене и часто посещая Старую Пинакотеку, будет подолгу простаивать перед полотном Сандро Боттичелли «Снятие с креста». Опера Ллойда Уэббера «Иисус Христос — Суперзвезда» станет одним из его любимых музыкальных произведений XX века, он выучит из неё целые арии, будет интересоваться судьбой постановки, исполнителями главных партий. Его диалог с отвергнутым в детстве Христом будет длиться до смертного часа. И, кажется, продолжается поныне. Этот заброшенный храм и место последнего приюта мыслителя так рядом! Но всё-таки — порознь.
Каким-то чудом держится над алтарём почерневшее, перекошенное распятие — часть утраченного иконостаса. В одной из ниш обнаруживаем бумажную иконку и наполовину сгоревшую церковную свечу перед ней. Кто-то сюда приходил, молился.
Странное, мистическое место. Русь заветная. Смиренно отошла в чащу. Молчит.
В Москву возвращаться поздно. На ночлег нас принимает брат Алексея Викторовича — Александр! Именно так: Александр Зиновьев! По дороге к нему проезжаем большое село Введенское. В нём есть библиотека имени Зиновьева. «У нас здесь тоже в прошлом году были „Зиновьевекие чтения“», — сообщает Алексей Викторович. «Как это?» — «Собрались в день его рождения, взяли „Зияющие высоты“ и читали вслух, обсуждали». Простодушно, но по сути своей — правильно. Зиновьева ещё читать и читать!