После первых неприятных инцидентов группа по контакту перед походом на территорию гексакоров начала облачаться в снегоступы. Может, им следовало бы попробовать клоунские туфли, потому что технологически продвинутые твари отказывались уделять посетителям хоть каплю внимания. Я подумала, что непросто вести диалог с существами, которые словно и не подозревают о твоем существовании.
Команда ЭР шла на все новые ухищрения, чтобы вызвать интерес аборигенов, вплоть до того, что в какой-то момент они заявились на «пастбище», украшенные разноцветными флажками и вооруженные динамиками, орущими на все лады. И снова провал, как и в тот раз, когда они нарядились гексакоровами. Группа по контакту проявляла все большую изобретательность, но наградой им был большой и жирный ноль.
Предполагается, что отчеты исследователей должны быть объективны, однако сложно было не заметить, как люди пали духом. Надежда вспыхнула снова, когда один из импов наткнулся на брошенный гексакоровий браслет, вероятно поврежденный. После того как техники починили браслет, тесты выявили, что он принимает радиосигналы в широком диапазоне частот, но передает лишь на одной частоте, пробивающейся сквозь общие помехи. Группа настроила приемники на эту частоту и записала множество сигналов. Аналитики проекта предположили, что в этих передачах используется какой-то язык или языки, но даже после консультации с лучшими лингвистами Земли никто из людей так и не смог выявить языковой структуры, не говоря уже о том, чтобы уловить смысл. Единственным светлым пятном в этом море непонимания был четко различимый взвизг, с которого начиналась каждая передача. Эксперты решили, что это своего рода приветствие, нечто вроде: «Здравствуйте. Давайте поговорим».
Группа по контакту на Эбретоне с вновь обретенной резвостью — что особенно умиляло, учитывая снегоступы, — вооружилась гигантским набором приемников, детекторов, антенн, усилителей и проводов. Они опять попытались наладить хотя бы тончайшую нить понимания с аборигенами. Но после стандартной недели беспрерывных усилий им пришлось упаковать свое барахло и вернуться домой, понурившись и уже не прыгая от восторга.
Их разочарование опять было столь ощутимо, что даже у меня испортилось настроение. Поэтому я отключила запись, проделала последние обязательные упражнения, совершила то, что Приам именовал «ночными омовениями» и улеглась на диван-трансформер. Диван зафиксировал мое горизонтальное положение, превратился в кровать, и я провалилась в сон, как неудачный исследователь, проваливающийся сквозь предательскую оболочку Эбретона.