«А я-то полагал, что во время своей экспедиции с Моранжем Сент-Ави занимался преимущественно научными наблюдениями. Или моя память странным образом меня обманывает, или он основательно изменил с тех пор свои вкусы. Но одно мне ясно: во всем этом хламе я не вижу для себя ничего подходящего».
Сент-Ави подметил, должно быть, на моем лице слишком явные следы изумления, потому что тоном, в котором, как мне показалось, звучало легкое недоверие, он произнес
— Тебя, может быть, удивляет подбор этих книг?
— Я не имею права сказать, что он меня удивляет,возразил я, — потому что я не знаю характера той работы, ради которой ты себя ими окружил. Во всяком случае, я позволю себе утверждать, не рискуя быть опровергнутым, что никогда еще у офицера арабского бюро17 не было библиотеки, имеющей столь многочисленных представителей гуманитарных наук.
Он неопределенно улыбнулся, и больше в тот день мы с ним на эту тему не разговаривали.
Среди книг Сент-Ави я заметил объемистую тетрадь, переплет которой запирался на ключ. Я неоднократно заставал его вносящим в нее какие-то заметки. Когда ему приходилось уходить по какому-нибудь делу из комнаты, он тщательно запирал этот альбом в маленький шкаф из белого дерева, предоставленный ему расщедрившейся администрацией. Когда он не писал или когда служба не требовала его непременного присутствия, он приказывал оседлать мехари, на котором он приехал, и через несколько минут я мог видеть с террасы форта, как исчезал на горизонте, за красным холмом, бежавший крупной рысью двойной силуэт человека и животного.
С каждым разом эти поездки становились все более продолжительными. И из каждой из них он возвращался в каком-то восторженном состоянии, заставлявшем меня смотреть на него за обедом, когда мы с ним бывали вдвоем, с чувством возраставшего с каждым днем беспокойства.
«Дело дрянь, — подумал я однажды, когда его речь удивила меня более обыкновенного своей бессвязностью.Неприятно плавать на подводной лодке, командир которой предается курению опиума. Но каким же таким снадобьем отравляется мой капитан?»
На следующий день я быстро заглянул во все ящики в столе моего товарища. Этот осмотр, который я счел своим долгом произвести, моментально меня успокоил. «По крайней мере, — сказал я себе, — у него нет с собой ни ампул, ни шприца Праваца».
Я полагал в то время, что фантастический бред Андрэ нуждался в искусственных возбудителях. И ошибался…
Самое тщательное за ним наблюдение скоро убедило меня в противном. Я не обнаружил в этом отношении ничего подозрительного. К тому же он совершенно не пил и почти не курил.