— Но кто же, в таком случае, кричал?
— Попытаемся, — сказал мой спутник, — подняться вверх по этому потоку, вдоль которого, но в обратном направлении, несется таким великолепным галопом наш проводник.
И, не дожидаясь моего ответа, он быстро двинулся вдоль утесистого берега, свеже размытого бурным ливнем…
Можно смело сказать, что в тот миг Моранж пошел навстречу своей участи.
Я последовал за ним. С невероятным трудом мы преодолели расстояние в двести или триста метров. Наконец, мы заметили у наших ног небольшой водоем, в котором, постепенно успокаиваясь, еще бурлили волны.
— Смотрите, — сказал Моранж.
Черноватая масса мерно покачивалась на воде.
Когда мы подошли поближе к краю бассейна, то увидели человеческое тело, закутанное в темноголубое покрывало, какое носят обыкновенно туареги.
— Дайте мне руку, — сказал Моранж, — и упритесь другой в скалу. Смелей!
Он был силен, очень силен. В одно мгновение, как бы играя, он вытащил бездыханного туземца на высокий край водоема.
— Он еще жив, — с чувством удовлетворения произнес Моранж. — Нам необходимо доставить его в пещеру. Это место мало пригодно для оживления утопленников.
И он поднял тело своими могучими руками.
— Удивительно, как мало он весит для своего огромного роста.
Когда мы, идя в обратном направлении, достигли нашего убежища, ткани, облекавшие туарега, почти высохли. Но они сильно полиняли, и Моранжу пришлось приводить в чувство уже человека ярко-синего цвета.
Когда я влил туземцу в рот стакан рома, он открыл глаза, с удивлением посмотрел на нас обоих, потом снова их закрыл и едва внятным голосом произнес по-арабски фразу, смысл которой мы поняли лишь несколько дней спустя: «Неужели я исполнил ее желание?»
— О чьем желании он говорит? — спросил я.
— Дайте ему окончательно прийти в себя, — ответил Моранж. — Откройте-ка коробку консервов. С такими молодцами, как этот, можно и не соблюдать тех предосторожностей, какие рекомендуются по отношению к утопленникам европейской расы.
Действительно, спасенный нами от смерти человек был почти великаном.
Его лицо, хотя и сильно исхудалое, отличалось правильными чертами и было почти красивым. Цвет кожи был светло-темный, борода редкая. Его седые волосы говорили за то, что ему было лет под шестьдесят.
Когда я положил перед ним жестянку с солониной, жадная радость мелькнула в его глазах. В коробке было мяса для четырех хороших едоков. Он опустошил ее в одно мгновенье.
— Да, — произнес Моранж, — вот это аппетит! Теперь мы можем его допросить без всякого стеснения.
Тем временем туарег, следуя предписанию своего закона, успел спустить себе на лоб и лицо свое голубое покрывало. Он должен был испытывать сильнейший голод, если не проделал еще до того этой необходимой религиозной формальности. Теперь мы видели только его глаза, смотревшие на нас все мрачнее и мрачнее.