— Утерянный трактат святого Оптата, — сказал он мне. — О, если бы дон Гранже был тут. Смотрите: полупрописное письмо.
Я не отвечал. Мое внимание было отвлечено предметом, который я сразу же заметил на столе, рядом с рукописью.
То было орихалковое кольцо, точно такое же, какое мне дала накануне Антинея и какое носила она сама.
Моранж улыбнулся.
— Ну? — сказал я.
— Ну?
— Вы видели?
— Да, видел, — ответил Моранж.
— Она прекрасна, неправда лн?
— Против этого факта трудно возражать, — сказал мой спутник. — Я готов даже утверждать, что она настолько же умна, насколько красива.
Воцарилось молчание. Моранж спокойно вертел между пальцами орихалковое кольцо.
— Вы знаете ожидающую нас здесь участь? — спросил я.
— Знаю. Ле-Меж описал нам ее вчера в своем осторожном, полном мифологических образов, рассказе. Не подлежит сомнению, что с нами приключилась необыкновенная история.
Он помолчал, а затем, взглянув мне прямо в глаза, продолжал: — Я не могу себе простить, что увлек вас за собой. Единственная вещь, несколько смягчающая мое раскаяние, это — ваше благодушное отгошение к своему положению, которое я наблюдал вчера вечером.
Откуда было у Моранжа это знание человеческого сердца? Я ничего не ответил, дав ему таким образом лучшее доказательство правильности его наблюдения.
— Что вы намерены делать? — тихо спросил я его, наконец.
Он свернул манускрипт, уселся поудобнее в кресле, закурил сигару и сказал мне следующее: — Я зрело обсудил все обстоятельства дела. Пустив в ход немного казуистики, я установил свою линию поведения. Она очень проста и не допускает никаких возражений…
Для меня вопрос представляется в несколько ином виде, чем для вас, по причине моих религиозных взглядов, которые (я должен это признать) ведут меня по довольно опасному пути. Я не давал, конечно, никаких обетов, но, помимо житейской седьмой заповеди, воспрещающей мне телесную близость с женщиной, не состоящей со мною в браке, я не чувствую ни малейшей охоты к той принудительной работе, для которой хотел меня подрядить милейший Сегейр-бенШейх. С другой стороны, надо, однако, принять во внимание, что моя жизнь не принадлежит лично мне, и что я не могу располагать ею так, как всякий, ни от кого не зависящий, исследователь, путешествующий ради своей собственной цели и исключительно на свои средства. На меня возложено поручение, и я должен добиться определенных результатов. Следовательно, если бы я мог вернуть себе свободу, уплатив за нее установленный здесь страшный выкуп, то я согласился бы, по мере возможности, дать удовлетворение желаниям Антинеи. Мне известен широкий дух Церкви и, в особенности, конгрегация, к которой я стремлюсь приобщиться: мой образ действий был бы признан правильным и (кто знает!), быть может, даже похвальным. При подобных же обстоятельствах, святая Мария Египетская отдала, как вы знаете, свое тело лодочникам. И была за это возвеличена и превознесена. Но; поступая таким образом, она была уверена, что осуществит свои высокие намерения. Цель оправдывает средства… Мое положение — совершенно иное.