И я вдруг понял, за что все так любят Сталина. За его не показное, а искренне участие в человеческих судьбах. За то, что люди ему интересны.
Мехлис оставил мне на страничке, вырванной из блокнота пятизначный номер телефона.
— Завтра позвоните. За вами вышлют машину, — и, протянув нам с подполковником руку для пожатия, ушел догонять свиту Сталина.
— Кто ты такой, капитан? — спросил меня Гетман, разливая остатки коньяка.
— Лётчик.
— Вижу, что не сапёр. Давай со знакомством. — Поднял он стопку. — Я командир штурмового авиаполка. Летаю на Ил-2. А ты?
— Ночной истребитель ПВО. Адъютант эскадрильи. Летал на МиГ-3.
— А что за беспарашютный спорт, о котором тут говорили?
Мы выпили. И я рассказал свою историю с тараном, как мне ее самому рассказали.
— Везучий ты, чертяка, — восхитился подполковник.
У него на груди кроме сегодняшних наград был такой же как и у меня орден ''Знак почёта'' и два ордена Красного знамени.
— Насколько везучий — покажет врачебная комиссия, — засомневался я. — Все говорят, что летать мне больше не дадут.
— С комиссией не поспоришь. Иди тогда ко мне начштабом в полк. Будешь руководить полётами с земли. Сейчас такая аппаратура поступает — блеск. И машины новые радиофицируют. Хотя лучше бы стрелка заднего впихнули с ''березиным''[35].
— Так у вас же ''илы'' бронированные, — удивляюсь.
— Ил бронированный, а хвост у него деревянный. Вот эти стервятники и повадились нам хвосты отстреливать. Пушка у ''худого''[36] двадцать миллиметров. От хвоста только щепки летят. Одноместным наш штурмовик делали в расчете на истребительное прикрытие. А оно… не всегда бывает, в общем. Ты как насчёт того, чтобы еще на грудь принять? — покачал он пустую бутылку. — Меня в ''Москве'' поселили, там ресторан допоздна работает.
Не успел я согласиться, как подошел к нам молодой человек в отглаженном до хруста синем костюме.
— Кто из вас будет товарищ Фрейдсон?
— Я. — Откликаюсь.
— Вас просит подойти товарищ Горкин. С документами.
— Не судьба нам догнаться, — поворачиваюсь я к подполковнику. — Номер полевой почты оставь, а то я пока временно в Лефортовом госпитале прописан. И то уже ненадолго.
Одного жаль — еще много закусок на столе оставалось нетронутых нами. Вкусных. В госпитале так не кормят.
Вот что значит просьба Сталина? Пусть и выраженная шутливо. Не знаю, сколько бы меня Моссовет с новой комнатой мурыжил, а секретарь Президиума Верховного Совета СССР меня уже встречал с готовым ордером на однокомнатную квартиру в доме коридорного типа жилой площадью 37 квадратных метров, в который только и оставалось, что вписать мою фамилию.