Постелил я Саше с Машей списанные матрацы у батареи отопления на пол. И оставил их там вести половую жизнь. А сам задернулся шторой от них в алькове. С Костиковой. И Ленка оторвалась по-полной с согласием на все половые эксперименты. Соскучилась по мужской ласке, сразу видно.
Утром проснулся потому, как дверь хлопнула. Она у меня такая, как гаубица. Если просто захлопнуть. Гости ушли. Лёг дальше досыпать.
В Москве конец марта. Температура плюсовая, чуть выше нуля. Погода, как на картинах Саврасова. (Идея: надо Ленку в Третьяковку сводить — она там точно не была). Поэтому сегодня ни каракуль, ни шлемофон в дело не пошли — форсил в американской кожаной фуражке, гарнитурной с пальто.
Сапоги блестят — солнечные зайчики пускают. А то? Чистил я их настоящим довоенным гуталином, не ваксой. Подарок от матери на прощание. Драил и вспоминал добрым словом любящую меня женщину.
В госпитале все по-прежнему, только обмороженных бойцов стало меньше. Новых уже не привозят. В моей палате все новенькие, кроме сапёрного мамлея, которому еще пару операций на руки должны сделать. Вспомнил романс про ''старенький дом с мезонином''. Стало грустно. Дай им бог, всего доброго и не допусти злого.
По врачам и комиссарам раздал подарки в виде балыка муксуна каждому. Интересные такие балыки: голова, спинка и хвост. Остальное собакам скормили на Северах.
Отдал с благодарностью.
И приняли с благодарностью.
Предупредили, что дадут перевод в госпиталь ВВС в Сокольниках. Там меня снова полностью по всем врачам прокрутят. И мозголомы будут новые.
— У них там все требования гораздо строже. Так, что готовься, — закончил свою тираду военврач Туровский. — Выяснил своё происхождение?
— Выяснил, Соломон Иосифович. — И слегка подкорректировал версию, которую и выдаю этому слегка повёрнутому на еврействе человеку. — Отец еврей. Мать — еврейка, по крайней мере, по документам. Но мы все выкресты. Я тоже крещёный, как оказалось.
— Вей з мир! Так, что, выходит, ваш батюшка, был-таки из ассимилянтов?
— Этого не знаю. На стенде в городском музее написано, что он был видный деятель партии анархистов-максималистов. Погиб в восемнадцатом, как комиссар Красной армии. В Симбирске во время мятежа Муравьёва.
— Это я с вашим отцом мог и столкнуться. Я тогда там недалеко был. В Саратове.
Ну, да… столкнуться… полковой фельдшер и инструктор политотдела фронта — усмехнулся я внутри себя. Хотя… чего только не бывает на войне. И не только. Вчера Коган со смехом рассказал, что в ЦК зарегистрировано 216 человек, которые утверждают, что носили вместе с Лениным бревно на субботнике.