Видать артиллерийский майор им уже надоел со своей ногой. Это я тут со свежими ушами.
— Так. Хватит препираться, — скомандовал капитан Ракову. — Ты на себя бы посмотрел, когда от наркоза очнулся. Кто вешаться собирался? Вот и прикрой роток.
Раков обиженно замолчал.
— И что дальше, — спросил я.
— Дальше обещал добрый доктор Богораз мне модельный протез. Чтобы я без костылей только с тросточкой ходил как пижон. И службу в горном военкомате на родине посулил. Мне особая мясомолочная диета нужна. И без хлеба. Без сахара. Без винограда.
— А почему в горном военкомате? — не понял я.
— Там баранов пасут. Мясо достать можно. Там родина. На ней всегда легче.
— Понятно. Кто курить идет?
Курить кроме меня никто не пошел.
А Раков опять взялся терзать гармонь, напевая.
— Брала русская бригада галицийские поля и досталось мне в награду два железных костыля…
Что-то сегодня его пробило на душещирание. Хорошо, что в коридоре его не слышно из-за метровой толщины стен. Песни танкист поет хорошие, и голос вроде как есть… только душу выматывают. Особенно после мозголомов.
Они-то по очереди курить выходили, а я нет. Не беседу, а какой-то конвейер устроили они мне. И все с шуточками, с прибауточками. Еврейский анекдот им расскажи. Да не простой, а какой с детства помнишь… А в перерыве…
— С парашютом прыгал?
— Не помню.
— Ну как не помнишь? А кто в овраг в Крылатском залетел с неба?
— Не помню.
— Зачем на таран ходил? Что при этом думал?
— Не помню.
Табак горчил. В пустом сортире остро пахло мочой и хлоркой. И это тоже настроения не поднимало.
На выходе столкнулся с большим врачебным начальником — три ромба на вороту, вокруг которого луной вокруг земли вращался доктор Туровский и торопливо трещал.
Я в струнку. Прошли и меня не заметили. Как мимо мебели.
— Нет же у нас, товарищ корвоенврач, не только врачей, но и младшего медперсонала, чтобы принять столько обмороженных. Причем младший персонал тут иметь важнее, потому как при сильных обморожениях послеоперационный уход важнее всего. А что мы с Богоразом вдвоем можем — только пальцы им отрезать? Из всех лекарств у нас только мазь Вишневского… — затихал вдали коридора голос военврача второго ранга.
— Хорошо. Один экипаж санитарного поезда оставите здесь, — рыкнуло большое врачебное начальство. — Я распоряжусь. Врачей сами отберете. Но чтобы завтра начали принимать ранбольных. Места у вас много. А в городе их уже и класть некуда. Детей из школ повыгоняли.
Вона оно как… Зимнее-то наступление-то… Дорогой ценой достается. Очень дорогой.
Развернулся я и пошел опять курить в туалет.