А я подумал, что эти личные враги Гитлера также оказались русские национал-большевики. Причем перестроились они раньше ЦК партии и ГлавПУРа.
До завтрака еще, под радио-аккомпанемент из черной тарелки русского струнного оркестра народных инструментов, мне неожиданно выдали новый ненадеванный еще халат и новую смену белья. И теплые войлочные тапочки подшитые кожей. Высокие — до щиколоток. Что удивительно сразу пару. Значит, гипс все же планируют снимать.
По такому разведпризнаку я и сам догадался, что сегодня меня будет терзать очень большое начальство. Что также было активно обсуждено всей палатой. Только вот ведомственная принадлежность такового начальства вызвала разные мнения вплоть до экзотических.
— Стоп! А вот и не подеретесь, — прикрикнул я на раздухарившихся сопалатников. — Кто будет тот и будет. А если бы, как Коля предположил, что приедет к нам сам товарищ Сталин, то переодели бы всех, а не только бедного еврея Фрейдсона, которого одного во всем новом и хрустящем и поставят пред очи большого начальства.
— Резонно, — ухмыльнулся Арапетян.
— Согласен, — кивнул опытный Данилкин. Его версия была, что разбираться с Ананидзе приедет сам Берия, ибо тут рядом.
Тут нам и завтрак принесли. Плотный. Кроме овсяной каши с порцией сливочного масла был омлет из ''яиц Черчилля''. И дополнительно кусок умопомрачительно пахнувшей копченой конской колбасы на дополнительном куске хлеба. Что только утвердило нас всех в приезде сегодня в госпиталь ну очень высокого начальства. Которое выше просто высокого. Ибо самое высокое начальство за колбасу для раненых похвалит, а просто высокое ее отберет, так как ''не положено'' утвержденной раскладкой пищевого довольствия Санупра РККА.
В палату заглянул Коган. Нашел меня глазами и прикрикнул.
— Давай, собирайся и ноги в руки. А то нам маякнули, что тетя Гадя уже выехала.
— Кто-кто? — не понял я.
Остальные мои сопалатники тоже, смотрю, ничего не поняли.
— Чирва-Коханная. Гедвига Мосиевна, — четко выговорил политрук. — Член комиссии Партконтроля ЦК. Ласково — тетя Гадя.
— За что же так женщину плохо обозвали? — возмутился майор.
— Это не женщина, а стальной карающий топор партии, — ухмыльнулся Коган. — Чирва — ее фамилия. Коханная — партийная кличка еще дореволюционная. Так, с двадцатых годов ее и пишут через тире. Официально.
Ранбольные только головами покрутили. Но оставили справку без комментариев.
— Сначала покурить надо, — заявил я, выходя в коридор.
— У комиссара в кабинете покурим, — отмахнулся от меня политрук единственной рукой. — Чирва — это сурово. Считай, что весь политсостав госпиталя без выговора не останется. Безотносительно твоего дела с Ананидзе.