Из-за угла дома, красного, с белыми — хорошо заметными в свете фонарей — полосками кирпичной кладки, кто-то вышел. Очень невысокий и какой-то сгорбленный.
— Люди добрые! Помогите Христа ради! Век за вас Бога молить буду! — последней вещью, которую Степан Матвеев ожидал найти в новогоднем Амстердаме, был нищий, просящий подаяние на чистом русском языке.
Все трое остановились. Похоже, для Федорчука и Ицковича это оказалось ничуть не меньшей неожиданностью. Степан шагнул вперёд, собираясь рассмотреть это странное явление природы поближе, оглянулся по сторонам — ещё не хватало, расслабившись, нарваться на хитрую «подставу». Но поблизости никого не было — да и вряд ли кто рискнёт напасть на троих здоровых пятидесятилетних мужиков. Хотя соотечественники горазды на РАЗНЫЕ выдумки — в этом Степан убедился в казавшиеся теперь такими далёкими девяностые. Поэтому расслабиться он себе не позволил. Его товарищи остались несколько сзади — так что опасность со спины ему не грозила. Вблизи неизвестный оказался обычным сморщенным бородатым стариком в старом пальто.
— С Новым Годом, дед! — поприветствовал его Степан, — Ты что, действительно, русский?
— А как же иначе? — затараторил старик, — Русские мы, канешна. Вот, и документ по всей форме имеется, — и к удивлению Матвеева вытянул из кармана и протянул к свету какую-то странного вида бумагу, пожелтевшую, исписанную черными с завитушками буквами и украшенную выцветшей печатью с двуглавым орлом. Вот только птица эта показалась Степану какой-то очень уж старорежимной, да и сама бумага, скорее наводила на мысль о подорожной, чем о справке из посольства. «Сей документъ удостоверяетъ, что…». Дальше и разглядывать не стал — какая разница. Раз люди умеют подделывать денежные купюры со всеми степенями защиты, то нарисовать какой-то мелкий квиток от руки для них — раз плюнуть. Он и сам, был грех, пару раз сделал парочку таких. Кстати, а что это вообще такое, «подорожная»? Да ещё со старинными твёрдыми знаками…
— Добрый человек, — повторил дед, — помоги душе християнской. Невмоготу мне здесь у немцев, занесла вот, дурака, нелёгкая. А теперь что ж? Которы год уже за грехи свои мытарюсь. На хлеб не хватает, побираюсь вот Христом-богом.
Что-то здесь было не так. Никак не полагалось этому человеку со всеми этими словами находиться здесь, в центре Европейского Союза на берегу амстердамского канала. И вообще какой-то это был СТРАННЫЙ нищий! Но додумать свою мысль до конца Матвеев не успел. Его раздумья прервал незаметно подошедший к ним Ицкович, молча сунувший в руку бомжа несколько скомканных купюр.