Пока Ферн и Бейли с любопытством разглядывали салон, Эмброуз морально приготовился к тому, что на него будут таращиться. Но у парня, встретившего их, на лице было столько замысловатых татуировок, что увечья Эмброуза выглядели на его фоне попросту скучно. Окинув шрамы профессиональным взглядом, парень предложил немного их «приукрасить». Эмброуз отказался, но тут же почувствовал себя комфортнее.
Бейли попросил сделать ему татуировку на плече, чтобы она не терлась о спинку коляски. Он выбрал слова «Бороться до конца», выгравированные на скамье возле мемориала, — слова, которые его отец повторял сотни раз, они символизировали жизнь самого Бейли и были данью столь любимому им спорту.
Вдруг Эмброуз, к удивлению Ферн и Бейли, снял футболку и сказал мастеру, что тоже хочет кое-что набить. Это не был сложный дизайн, требовавший кропотливой работы; Эмброуз аккуратно вывел слова и, тщательно проверив написание, отдал листок художнику. Тот выбрал шрифт, перенес буквы через трафарет на кожу и без лишней болтовни начал работу.
Ферн завороженно наблюдала, как на левой стороне груди Эмброуза одно за другим появляются имена погибших друзей. Поли, Грант, Джесси, Бинс — простые черные буквы в ряд. Когда мастер закончил, Ферн обвела имена пальцем осторожно, стараясь не дотрагиваться до чувствительной кожи. Эмброуз вздрогнул. Ее руки были словно бальзам, целительный и болезненный одновременно.
Они расплатились, поблагодарили мастера и поехали домой. Вдруг Бейли спросил:
— Так ты чувствуешь себя ближе к ним?
Эмброуз смотрел в окно на проносящиеся мимо деревья и дома. Знакомые… знакомые, как его собственное отражение. Или, по крайней мере, то отражение, которое он видел в зеркале раньше.
— У меня месиво вместо лица. — Он встретил взгляд Бейли и провел пальцем по самому длинному шраму, протянувшемуся до уголка рта. — Никто не спросил меня, хочу ли я обзавестись шрамами. Это лицо каждый день напоминает мне об их смерти. Я просто хотел, чтобы что-то напоминало мне и об их жизни. Джесси как-то сделал себе похожую. Я уже давно об этом подумывал.
— Здорово, Броузи. Правда. — Бейли мечтательно улыбнулся. — Это, пожалуй, самое страшное — мысль, что все забудут обо мне, когда я умру. Не родители, конечно. И не Ферн. Но как такому, как я, остаться в памяти людей? В конце концов, значила ли моя жизнь хоть что-то?
В старом синем фургоне повисла тишина. Пустые утешения и слова поддержки были сейчас бессмысленными. Ферн слишком сильно любила Бейли, чтобы гладить его по голове, когда он нуждался в чем-то большем.