Разведчики быстро собрались в дорогу. Переоделись в немецкую форму, подобрали резвых коней, прихватили по паре пистолетов, гранаты. Дело предстояло не простое, и разведчики решили в помощь себе взять коновода из юношеского партизанского взвода. Это был мальчик 14—15 лет. Он не мог вызвать особых подозрений у немцев, и это облегчало трудную задачу партизан.
Село Козин, куда утром прибыли разведчики, несмотря на ранний час, было людным и оживленным. По улицам сновали полицаи в черных шинелях. Навербованные из подонков — бывших уголовников и кулацких сынков — полицаи были верными псами фашистов. Они выдавали оккупантам советских патриотов, участвовали в карательных экспедициях и не только уступали немцам в бесчинствах и зверствах, но даже превосходили их.
— Видишь, раскаркалось воронье, — зло сказал Петр Луценко. — Ну погодите, предатели. Будет срок — рассчитаемся.
Село Козин партизаны хорошо знали. Остановившись за квартал от комендатуры, разведчики передали лошадей коноводу и уверенно двинулись по улице. У большого здания комендатуры стоял на часах вооруженный полицай. На просторном дворе партизаны увидели виселицы. На крайней из них висел человек. Видно, комендант уже приступил к делу. Разведчики подошли к крыльцу.
— Смирно! — зло скомандовал Луценко и с силой хлестнул полицая по лицу.
Полицай вытянулся, испуганно заморгал глазами и даже попытался угодливо улыбнуться. Должно быть предатель уже привык к подобному обращению со стороны своих хозяев. Разведчики поднялись на крыльцо и быстро зашагали по просторному коридору. Навстречу им попался еще один фашистский холуй с плеткой в руке.
— Где комендант? — строго спросил Роберт Кляйн.
— Пан комендант у себя, — с готовностью ответил полицай. — Пройдите по коридору направо.
Луценко рванул дверь — и разведчики оказались в приемной коменданта. Молодая женщина, сидевшая у дверей кабинета коменданта, растерянно вскочила, потом вдруг низко поклонилась и неловко пробормотала слова приветствия. Партизаны быстро миновали ее и вошли в кабинет. Козинский комендант за короткое время своей службы успел показать себя настоящим зверем. Он сам пытал и допрашивал арестованных, участвовал в расстрелах мирных советских граждан. По его приказу повешенных подпольщиков не разрешали снимать по нескольку дней. Вид повешенных, по мнению коменданта, должен был устрашать других, усмирять непокорных.
И вот разведчики в упор рассматривают свирепого коменданта. Он сидит за большим столом, низко опустив голову, что-то торопливо пишет. Не очередной ли приказ о пытках и расстрелах? Комендант лыс и толст, на воротник мундира накатывается багровая жирная складка. Руки партизан так и тянутся к пистолетам. Если бы не строгая партизанская дисциплина, фашист уже валялся бы с простреленной головой. Но этого делать нельзя.