Мы молчали. Предатель еще раз повторил свое требование. Не дождавшись ответа, фашистский офицер подал какую-то команду, и каратели бросились вперед. Одна за другой взорвались мины, застрочили наши автоматы. Немцы отхлынули, оставив на поляне убитых и раненых. Тут же из-за деревьев хлестнул по нас ручной пулемет, в нашу сторону полетели гранаты. Я приказал своим товарищам с боем отходить в лес. Но тут меня остановил Овчаренко.
— Смотрите, — кричал он, указывая в сторону фашистов, — видите, этот гад за деревом прячется. Не уйду, пока не прикончу его!
Овчаренко дал длинную очередь — и черная фигура предателя неловко качнулась из-за дерева — он рухнул в пыльную траву. На секунду показалась голова немецкого офицера, и я сразил его. Овчаренко радостно вскрикнул, вскочил с земли, застрочил из автомата. В ту же минуту его прошила немецкая пулеметная очередь. Непредвиденная задержка стоила нам жизни товарища. Я тихо отполз за толстое дерево и, пригнувшись, побежал догонять своих. То, что я увидел, поразило меня: убит минер Миша, радистка ранена в ногу и сильно хромает.
— Прикрой нас, — попросил я Крикуненко, — подбежал к радистке, снял с нее тяжелый ящик радиостанции. — Давай я понесу. С такой тяжестью ты не дойдешь.
От дерева, за которым укрылся Крикуненко, послышался стон. Я подбежал к другу. Сквозь левый рукав его пиджака сочилась кровь. Вокруг густо щелкали пули, и я подумал, что в любую секунду могу быть также ранен и даже убит. Положение, в котором мы оказались, было тяжелым.
— Ничего, — сквозь зубы сказал Крикуненко, — чуть зацепило левую руку. Правая цела, так что я могу стрелять и кидать гранаты.
— Надо уходить, — торопил я товарища. — Под таким огнем мы долго не выдержим и зря погибнем. Будем подстреливать их поодиночке.
— Хорошо, идем. Сейчас я угощу гадов хорошенько, — Крикуненко приподнялся и ловко метнул в фашистов одну за другой три гранаты. Послышались озлобленные крики, ругань.
Пользуясь замешательством врагов, мы стали отходить. Шагов через пятьдесят наткнулись на мертвую радистку. Она лежала у подножья гнилого пня, крепко сжимая маленькими руками пистолет. Крикуненко склонился над девушкой, взял пистолет, прикрыл ее лицо.
— Прощай, Лена, прощай, — с дрожью в голосе проговорил Крикуненко и зло погрозил фашистам большим узловатым кулаком.
Пули свистели над нашими головами, осыпая нас сбитыми с деревьев ветвями.
— Идем, — снова поторопил я Крикуненко, — иначе попадем в ловушку.
— Нет, — возразил Крикуненко, — идти придется тебе одному. Беги, пока нас не окружили. Я останусь и задержу их.