— Вы что смеетесь, — Кейтен откуда-то приполз под мой стол, — Лем, малыш, скажи, будь другом!
Зря он меня уговорил. Я забыл, что он не может сдержать смех и сказал:
— Посмотри на папочку, как он хлюпает!
Боже мой, после этого никто уже не мог остановить хохот Кейтена. Аритон Яковлески, увидев нас вместе, вытаращил глаза и пропел:
— Птенчики вы мои сладкие, что я вижу, — он был изумлен, не верил своим глазам, — глядите, глядите, — бормотал он, — прилетели голубочки, — продолжал шутить папочка, страшен был Аритон Яковлески, прирожденный шутник — Почему это вы вместе, — вдруг продолжил он другим тоном, — и откуда такой оптимизм, — разумея смех Кейтена, здорово разумел Аритон Яковлески.
Я полностью во всем сознался, потому что уверен, Кейтен не сказал бы ни слова, не предал бы, хоть его убей. Не дообедав, я молча направился к товарищу Оливере Срезоской. Исполнение наказаний было поделено — случаи полегче старик передал своей заместительнице, товарищу Оливере Срезоской. А у нее, кстати, как-нибудь надо будет вас с ней получше познакомить, у нее был свой метод наказания, совсем не похожий на папочкин, но такой же суровый. Товарищ Оливера рук не марала, она все больше ремнем и к тому же норовила добавить по-бабьи, ударит и ущипнет, чтобы на сердце стало тошно. Будь я проклят, чтобы на сердце стало тошно. Если заплачешь, удивится, почему сопли распустил без причины. Кровь еще не течет, глаз не выбит, а ты орешь, подожди немножко, скоро у тебя будет из-за чего пореветь. Таким манером наказание становилось двойным, умна была товарищ Оливера Срезоска. Такое наказание, понятно, было тяжелее из-за своей подлости. У Оливеры Срезоской все было обдумано до мелочей. Не раз дети жалели, что не совершили проступка посерьезнее, потому что психологически им было спокойнее в руках папочки. А тут получишь такую же трепку, да еще измучаешься, представляя, что и как с тобой сотворит через минуту заместитель директора товарищ Оливера Срезоска. Она в душе пылала жаждой власти, с каждым днем становясь все суровей, перерождаясь в тирана. Таким людям и в голову не приходит, что они ничтожны, ущербны, напротив, им кажется, что именно для них все еще светит солнце. Однако в сердце товарища Оливеры Срезоской были и светлые стороны. В свободное время она писала стихи для детей. Будь я проклят, стихи.
— Перестань, пожалуйста, — сказал я Кейтену, — я недавно в управе видел новый ремень.
— Хорошо, — сказал наконец Кейтен, успокаиваясь, — но больше меня не смеши.
— Ладно, — пообещал я, не понимая, чем я мог его настолько рассмешить.