— Что я делаю в твоей постели?
Он криво улыбается:
— Это наша постель. И наша комната, Фран.
— Не называй меня так! Подай пеньюар.
Почему я здесь? И почему на мне сорочка из тончайшего шелка, отделанная кружевом?
Она восхитительна. Почти невесомая прохладная ткань обнимает тело. Полупрозрачная, вызывающая, совершенно неприличная.
Помню, как засыпала, облачившись в простую льняную рубаху, купленную в лавке готового платья. Кто переодел меня?
В мыслях путаница, каша. Мне надо побыть одной! Все понять и осмыслить!
— Франческа…
— Подай пеньюар, — шиплю я сквозь зубы, еле удерживаясь, чтобы не завизжать.
Он пожимает плечами, отходит и возвращается с шелковой тряпочкой под стать сорочке. Текучая ткань, тончайшее кружево. Даже на вид эта вещь выглядит дорогой, по-королевски роскошной.
И не скрывающей почти ничего.
— Поскромнее нет? — сварливо спрашиваю я, не в силах оторвать взгляда от этой красоты.
Он мягко улыбается:
— У сеньориты дюжина пеньюаров. Один нескромнее другого.
Издевается!
Подавив глупое желание потереться о гладкую ткань щекой, я запахиваю пеньюар. Встаю с кровати, проигнорировав поданную руку.
Его комната как-то очень изменилась по сравнению со вчерашним днем, но я не могу, не в силах сейчас об этом думать. К себе, спрятаться, скрыться, запереться в том небольшом закуточке, который я уже привыкла в мыслях называть своим!
Почти бегом пересекаю часовую комнату, стараясь не думать об изменениях в обстановке и о том, что еще вчера механизм покрывала паутина, а сегодня он блестит, как начищенная медяшка.
Влетаю в свои покои.
И еле удерживаюсь, чтобы не закричать.
Шкафы с книгами — темные кожаные переплеты за стеклом. Бюро с изящными резными ножками в виде увитых виноградом колонн. Вместо кровати — софа, обитая жемчужно-серым бархатом.
Кажется, единственное, что осталось неизменным, — витраж на окне и стойки в виде сидящих кошек у камина.
— Я же говорил, Фран.
Я оборачиваюсь:
— Что… что ты сделал с моей комнатой?! Где мои вещи?!
— Это твой кабинет, — его голос звучит грустно. — Мы решили — глупо держать две спальни, если спим все время в одной.
Элисон
— Мой брат заслуживал того, чтобы я с ним попрощалась, — упрямо повторила я.
— Заслуживал, — тихо согласился фэйри. Он держал коня почти вровень с моей лошадью, поэтому не было нужды повышать голос.
— Он вам поверил. Пошел вытаскивать меня от Блудсворда.
Рэндольф кивнул, признавая очевидное.
— А я вместо этого… трусливо, записочками. Как он матери в глаза смотреть будет?
И снова кивок. Насколько все было легче, когда нас было трое. А тогда мне казалось, что они все время ругаются.