Он помрачнел:
— Не смешно. Это руна.
— Руна? Почему на мне неизвестно кто вырезает руны? Я что, свиток этому «кому-то»?!
— Ты это ты. С тобой что угодно может быть.
— А ты знаешь, кто я, Рэндольф? Почему это все происходит со мной?
— Догадываюсь.
— Скажи мне!
— Прости. Нельзя.
— Почему?
— Ты должна сама вспомнить.
— Да уж, сразу видно, что вы с Терри братья, — буркнула я. — Опять одни туманные намеки.
Фэйри не ответил. Отвернулся, чтобы подкинуть дров в очаг.
Мне пришла горькая мысль:
— А ваши с Терри родители… они живы?
— Мои — нет. У Терранса… не знаю. Отец умер, мать должна быть жива.
— Погоди. Я запуталась! Вы же братья. Почему у вас разные родители?
— Мы побратимы, Элисон. Мы смешали кровь и разделили судьбу. Эти узы сильнее тех, что налагаются по праву рождения.
— Совсем запуталась. Почему вы тогда так похожи? — голос прозвучал жалобно.
— Мы смешали кровь и разделили судьбу, — повторил Рэндольф. — Тело, душа и судьба — едины.
Я помотала головой. Бардак какой! То, о чем он говорил, просто не умещалось в голове. Но у меня оставалась сотня тысяч вопросов, и я решила задать хотя бы несколько, пока фэйри в разговорчивом настроении.
— А как вы познакомились? Почему решили стать братьями?
— Мы оба были в обучении у Мастера мечей.
— А что случилось с телом Терри? Он же не всегда был таким?
— Не могу сказать.
В притворном гневе я пихнула его кулаком в плечо:
— Сколько можно надо мной издеваться? Ты — каменный, бесчувственный чурбан.
Вместо ответа он притянул меня к себе, коснулся губами виска.
— Интересно, тебя вообще можно разозлить? Или поссориться с тобой?
Фэйри улыбнулся:
— Очень трудно. Но у Терранса получалось.
Мы помолчали.
— Рэндольф?
Сонное «а?».
— А что означает эта руна?
— Я не уверен, — он погладил шрам, обвел пальцами сосок, вызвав у меня возбужденный выдох. Ладони у Рэндольфа жесткие, в мозолях от меча. Как у него при этом получается быть таким нежным? — Это — Науд. Принуждение, ограничение или долг. А еще — судьба.
— Опять судьба? Не слишком ли много ее в последнее время?
Он зевнул.
— Я мешаю тебе спать, да?
— Я буду говорить с тобой, если тебе это важно. Но нам надо выспаться. Завтра придется искать дорогу через сугробы.
— Ну сам посуди: как можно спать, когда ты наконец-то стал отвечать что-то еще, кроме «да» и «нет»?! Я должна пользоваться моментом.
— Пользуйся, — разрешил он, подавив второй зевок. Мне немедленно стало стыдно.
— Прости. Я не буду. Понимаю, как ты устал. Давай правда спать, а завтра ты останешься таким же, хорошо?
Рэндольф не ответил. Кажется, он заснул, как только я пообещала больше не приставать с вопросами. Я завистливо повздыхала — нервная трясучка по-прежнему бежала по всему телу, отдаваясь дрожью в пальцах. Слишком много всего произошло за сегодня. Особенно мое грехопадение. Как же можно спать после такого? Я теперь, наверное, вообще никогда в жизни заснуть не смогу…