Он не стучится. Проходит мимо.
Может, оно и к лучшему. Рядом с ним я становлюсь странной. Будто демон за левым плечом толкает говорить и делать глупости.
Со мной вообще происходит что-то странное. То трясет от злости, то рыдаю, как истеричка.
А еще это ужасно, отвратительно, унизительно, но мне не хватает ошейника. Не хватает Маленькой Фран… и без него я чувствую себя беззащитной, почти что голой.
Разве Элвин снял бы его, если бы любил меня, как утверждает?!
Он снова вздыхает. И, кажется, впервые за последние дни смотрит мне в лицо:
— Франческа, в чем дело?
— Не понимаю, о чем вы, сеньор.
— Зачем ты устраиваешь все это? — его голос звучит грустно, в нем нет привычной насмешки.
— Вы забыли? Я вас ненавижу.
— Может, объяснишь, за что?
Я теряюсь под его измученным взглядом.
Это наш первый разговор начистоту после того раза, когда он снял ошейник.
Что я могу сказать? Что схожу с ума? Что каждую ночь во сне собираю огромное зеркало, а в дверь снова и снова ломится нечто, умоляет впустить высоким мальчишеским голосом. Просыпаюсь от пугающего чувства одиночества, поворачиваюсь, чтобы обнять кого-то рядом, но встречаю пустоту. И постель кажется неуютно огромной. А в память лезут обрывки нежеланного, непрожитого…
Я гоню их, иначе и вправду можно сойти с ума.
Пустота рядом, пустота внутри. И осколки, клочки памяти. Как издевательство. Как приманка в мышеловке.
Кто я на самом деле? Какая из Франчесок настоящая?
Нет, о таком не рассказывают никому.
Запинаясь, перечисляю свои обиды — сейчас они звучат мелочно и неубедительно даже для меня, но он не глумится. Только кивает.
— Я понял. Что я должен сделать, чтобы ты забыла все, и мы начали заново?
Я растерянно моргаю. Он что, серьезно?
Почему, ну почему он всегда оказывается правым?! Почему не даст мне хоть раз почувствовать себя победительницей?!
…так непривычно видеть его печальным. Я помню его злым, веселым, высокомерным, жестоким. Но печальным — никогда. Непохоже на Элвина…
…и эта нежность во взгляде. Она почти пугает…
Он поднимает руку, чтобы коснуться моей щеки. Я отшатываюсь и фыркаю:
— О, не трудитесь, сеньор. Мне ничего не нужно от вас.
— Не хочешь дать мне шанс?
— Нет! И никакая сила не заставит меня простить или взглянуть на вас иначе.
Наградой за мои слова становится знакомая ухмылка:
— Очень по-квартериански, леди. Думаю, ваш духовный отец мог бы вами гордиться.
Я не успеваю рассказать ему, что квартерианство не для таких наглых безбожников. Потому что слышу за спиной неуместный в стенах дома звук, похожий на блеянье.
Слишком много всего случилось за эти дни. Я совсем выкинула из головы козу. Просто не до того было. Тем более что я больше ее не встречала. И вполне готова была поверить, что вредное животное мне просто привиделось или приснилось.