Элисон
Впервые за почти месяц, что я провела с гистрионами, мы заночевали под крышей. Гостеприимной крышей маленького шельтера. В отличие от меня фэйри то ли чуяли, то ли знали, как искать прибежище для путников. Мы свернули с тракта ровно там, где надо, и вышли к домику, как по ниточке, не плутая.
В очаге потрескивали дрова, булькал ужин, шел по кругу мех с вином. Мы говорили громко, взахлеб, перебивая друг друга и хохоча. Пережитое напряжение отпускало неохотно. Огонь бросал желтые и красные отблески на лица существ вокруг, и я чувствовала с ними такую тесную, неразрывную связь, такую близость, словно они и были моей настоящей семьей. Сейчас слова Рэндольфа о том, что узы побратимства сильнее кровного родства, ощущались как непреложная истина.
Раскрасневшийся Паоло, гундося в опухший нос, рассказывал что-то смешное и ужасно пошлое. Я давно потеряла нить повествования, но присоединялась к взрывам общего смеха и влюбленно смотрела на лица друзей. Просто хорошо быть рядом с ними. Быть своей.
Я не сразу поняла, почему все примолкли и замолчали.
— Не поминай! — сдавленным голосом попросил Зигфрид.
— А? О чем вы? — я оглядела встревоженные лица друзей и напряглась. Ну что еще?
— Мы вспоминали легенду о Дикой охоте, — мягко отозвался Фернанд. — Слышала ее?
Я помотала головой.
Тильда нахмурилась, но промолчала.
— На исходе зимы вместе с метелью по Изнанке движется охотничий отряд, возглавляемый оленерогим всадником, — нараспев, как опытный сказитель, продолжал фокусник. — Он обречен вечно блуждать, не зная покоя. Любой, кто встретится ему и услышит звук охотничьего горна, становится дичью. Гончие в отряде не ведают усталости и неуязвимы для стрел или обычного оружия, а сам всадник…
— Хватит! — резко оборвала его Тильда. — Мы на Изнанке, и конец февраля не за горами.
Я зябко поежилась. Веселье улетучилось, будто его снегом припорошило, лица у всех стали мрачные и серьезные.
И тут Паоло открыл рот и брякнул глупую, пошлую и оттого безмерно смешную шутку.
Напряжение спало мгновенно. Гистрионы грохнули смехом. Я хохотала так, что слезы выступили, словно мстя этим смехом за пережитый страх.
Ринглус тронул меня за плечо:
— Элисон, надо выйти. Есть разговор.
Он был слишком серьезным, и неизвестно отчего я почувствовала себя виноватой.
За дверью была морозная, безлунная ночь. Небо цвета индиго полнилось тысячами ярких звездочек.