Плутарх
Миеза (городок в южной Македонии) под проливными дождями, сопровождаемыми порывами холодного ветра словно вымер. Только дымы, стелящиеся над крышами, свидетельствовали о горящих очагах в домах жителей.
Царь царей Деметрий Полиоркет грел руки над огнем, находясь в расстроенных чувствах. Его жена — Дендамия, уж ночь прошла, а все никак не может разродиться. И повитухи проходят мимо как тени, пряча глаза.
Он не любил жену, но Эпирский царь Пирр, что когда-то нашел спасение от мятежников малоссов в Македонских Мегарах, любит свою сестру и обязательно станет на сторону Деметрия против объединившихся в борьбе за Македонию Лисимаха, Птолемея и Селевка. Низкородные диадохи, получившие сатрапии после смерти Александра (Македонского), развалившие Великую империю, теперь жаждут власти над метрополией.
«Из них троих один Лисимах достоин уважения», — размышлял Деметрий, — «Ему всучили Фракию, где он двадцать лет провел в войнах, подавляя бунты местных царьков, и ведь смог разбить и Севта и войско у Павсания отобрал, только женился неудачно на Арсеное, дочери никчемного Птолемея. Птолемей!».
Деметрий сжал кулаки и прокричал: «Порази его Боги!», — напугав мальчика служку, подкидывающего в огонь поленья.
Для гнева у Деметрия были причины. Птолимей, один из диадохов Великого Александра, укрыл тело царя от соратников. Именно он предложил разделить Империю на сатрапии и отхватил себе самый жирный кусок — Египет. И он начал войны диадохов. Назвался фараоном Египта, после чего и другие диадохи стали называть себя царями.
Селевк — сатрап Вавилона. Сейчас он всем обязан Птолимею. После того, как отец Деметрия — Антигон изгнал Селевка из сатрапии, интриган Птолемей помог Селевку вернуться, тем самым, обязал диадоха верностью.
Объединившись, старшие диадохи Александра в битве при Фригии убили старика (Антигон Одноглазый сражаясь всю жизнь, прожил 81 год.) и изгнали Деметрия с малым войском из Великой Фригии.
Мысли о прошлом наполнили сердце Деметрия горечью. Он не смог отомстить за отца и в битве при Газе Селевк разбил его наголову. «Что осталось мне от анатолийской империи отца? Все, чего добился отец, проживая жизнь в битвах, утрачено. А владеющие несметными сокровищами диадохи по-прежнему алчут крови! Нет, я не покорюсь! Если Богами мне предначертано сражаться, то сделаю это снова с превеликой радостью!», — Деметрий грезил в воспоминаниях и не замечал старой повитухи, что стала рядом с выражением скорби на морщинистом лице. Она, совладав со страхом, звонким голосом, словно девица вымолвила: