— Центурион, разговор есть, — хриплый голос декуриона, вырвал меня из состояния блаженства. «Вот шельма! Пока мои галлы сражались, отсиделся в Каннах, после старался на глаза не попадаться, а теперь у него разговор есть!». Усаживаюсь, оперевшись спиной о ствол могучего дуба, спрашиваю:
— О чем? Говори. — Сервий мнется, переступая с ноги на ногу, словно девица. Я никогда не видел его таким смущенным и нерешительным.
— Бренн, — О! Бренном назвал, едва он так обратился, как мое внимание заострилось до предела, — Консул Мастама разбит и твоя армия тоже. Что ждет нас всех, Этрурию? — Всего то? А я уже было подумал, что ты удивишь меня, сдерживаю улыбку, и все же поднимаюсь на ноги, что бы декурион получше уяснил то, что собираюсь ему сказать.
— Мариус Мастама сохранил армию. Он отступил, что бы избежать поражения. А я потерял ополчение из пастухов и землепашцев. Потери же Пирра — невосполнимы. Где он возьмет теперь кавалерию? Да и обучение сариссофора требует времени. Ведь мы и его фалангу обратили в бегство. Победа над Пирром вопрос времени. Только меня волнует другой вопрос — нужна ли Этрурии эта победа?
— Не понимаю, бренн! Ты больше не хочешь сражаться с Пирром? — Разволновался декурион.
— Я и не хотел с ним сражаться. Эпир далеко и победа над Пирром ничего никому не даст. В случае поражения, Пирр отплывет домой, греки не подчиняться Этрурии все равно и позовут еще, кого-нибудь сражаться за себя. Этрурия получит бесконечную войну, истощающую экономику, а своих интересов я таким путем не достигну. — Декурион Сервий внимал, словно слышал откровение Оракула, но и соображал быстрее, чем, к примеру, Вудель.
— Понимаю, что раз ты пошел на эту войну, то имел интерес. Но если твой интерес иссяк, словно источник в засуху, что станешь делать ты теперь?
— То, что должен. Помогу Этрурии забыть об угрозе со стороны Пирра.
— Прости бренн. Не мое конечно это дело… Нет! Я более ничего не спрошу о том, как ты собираешься помочь Этрурии, — повысил голос Сервий, заметив, что я всего едва пошевелил бровями. — Ну, я не служу в легионе Этрурии и мои солдаты тоже. Мы иногда нанимаемся на дело, вроде того, как сейчас. Мы могли уйти, едва твоя армия ступила на равнину. — Понимая, к чему он клонит, машу рукой:
— Не томи, говори уже, чего хочешь, — улыбаюсь.
— Возьми нас на службу.
Пришло время удивиться и мне, теперь уже по-настоящему. Тут же зашевелился червячок сомнения: " А не засланный ли казачек декурион Сервий Секст?», — я полагал, что он захочет вернуться домой и напротив, попросит отпустить его. Решив придерживаться правила дипломатов, отвечаю: