Центурион двенадцатой со своими гастатами участие в атаке не принял. Они стояли на прежней позиции, равнодушно наблюдая за боем.
Я мысленно подводил итоги увиденного, но оказалось преждевременно. Легионеры первой манипулы, взяли в руки деревянные мечи и приступили к избиению деморализованного, сбившегося в кучу противника.
Били с неоправданной жестокостью в лицо, по рукам и ногам. Я невольно представил, что мог бы почувствовать от таких ударов и под шлемом зашевелились волосы. Арбитраж утратил смысл: те, кто в полной мере ощутили на себе удары скутумом или гладиусом, корчились от боли на земле. Другие, видя, что происходит с товарищами, падали сами, так и не вступив в бой.
Буцинатор затрубил отбой, сражение прекратилось почти мгновенно. Легионеры первой манипулы отошли на свою позицию.
С холма, где расположилась ставка, спустился всадник.
Антониус Тит подъехав ко мне, дружелюбно улыбнулся и передал приказ Консула — взять под командование двенадцатую манипулу. А через неделю, ко дню Меркурия (к среде) подготовиться к повторному состязанию с первой манипулой.
Он говорил громко, так, что бы его слова услышал не только я. Потом, тихо добавил: «Мне жаль, Алексиус. Первая манипула — одна из лучших в этом легионе», — развернул коня и поскакал назад.
Какой то червячок внутри терзал сомнениями о грядущей подставе, но поскольку мотива я не понимал, решил пока не заморачиваться.
Антониус сумел привлечь внимание легионеров и около двух десятков из поверженной манипулы, подобрав оружие, уже стояли рядом со мной, ожидая распоряжений.
Поймав взгляд здоровяка с подбитым глазом, я обратился к нему: «Как тебя зовут?»
— Новобранец второго легиона, двенадцатой манипулы, второй центурии, четвертого контуберния (подразделение центурии от 8 человек) Септимус Помпа, центурион! — ответил тот.
— Как зовут центуриона? — я указал рукой на не вступавших в бой легионеров, по-прежнему стоящих в некотором отдалении, но уже обративших на меня внимание.
— Мариус Кезон, центурион!
— Позови его, Септимус, — солдат опустил обе руки, сжатые в кулаки и голову, развернувшись на пятках, побежал исполнять приказ. «Нужно запомнить этого Септимуса Помпо», — мне этот солдат понравился. А то, что его центурион допустил избиение солдат и сейчас на полном морозе стоит со своими гастатами, вместо того, что бы командовать — не понравилось: «Чувствую, проблемки с ним у меня возникнут».
Септимус передал мой приказ Мариусу и уже возвращался, при том бегом, а центурион все еще оставался на месте.
Он что-то сказал окружающим его легионерам, те заржали. Неторопливо, в сопровождении ухмыляющихся рож, он все же соизволил подойти.