— Командир, пошли меня и Мамерка в Умбрию. Мы напомним горцам о долге перед Этрурией и приведем тебе тысячу велитов. — Услышав такое обещание от никчемного эква, обычно думающего только о девках и вине, Септимус махнул рукой, соглашаясь.
— Разливай Руфус! Выпьем за дружбу!
— Это дело! — Руфус с удовольствием взял на себя обязанности виночерпия.
— Прокулус, пригласи за наш стол офицеров легиона. Повеселимся сегодня от души!
— И вексиляриев не забудь. Давайте отметим столь славное начинание! За консула Этрурии Септимуса Помпу, нашего брата! — Осушив залпом кубок, Руфус отправился за вином в подвальчик отошедшего к богам префекта крепости.
К утру в крепости все еще пировали. Правда, многие не знали, за что именно их новый командир выставил так много вина. В эту ночь имя Септимуса Помпы не произносили разве, что спящие.
К вечеру следующего дня двести солдат под командованием старшего центуриона первой манипулы второго легиона Этрурии Гнея Публия выступили к Популонию, из порта которого, по морю, они поплывут на Ильву. Для тамошнего префекта у Гнея имелся свиток, опечатанный печатью префекта Гая Велия. Он якобы писал по поручению консула Прастиния, который для защиты рудников и порта в нынешнее смутное время посылает лучших своих солдат.
Еще через день и крепость обезлюдела: второй легион по Апиевой дороге ушел к Тарквинии — городу царей Этрурии. (В Древнем Риме род этрусского происхождения, к которому принадлежали цари Тарквиний Приск (правил в 616/615 578/577 до н. э.) и Тарквиний Гордый. II (Tarquinii)).
Неприступные стены, огромный акрополь, широкие улицы, вымощенные булыжником, оливковые рощи вокруг и в самом городе — таким увидел Тарквинии Септимус.
Еще вчера Клузий казался ему обителью цивилизации и могущества. Сегодня, в компании отцов города, по большей мере богатых торговцев, он восхищался величием Тарквинии. И задумался о том, что именно Тарквинии заслуживают быть главным городом в Этрурии.
Септимусу не пришлось прибегнуть ни к уговорам, ни к силе. Он даже сохранил казну легиона в неприкосновенности. Отцы города, напуганные войной, и желая избавиться от бездельников, не только собрали и вооружили для Септимуса две тысячи человек, но и щедро заплатили. Правда в обмен на обещание выступить к развалинам Рима и договориться с сабинянами о вечном мире.
Седьмой сын разбогатевшего плебея, однажды избранного квестором (помощником консула) — Септимус, считавший невероятной удачей носить знаки отличия младшего центуриона, сейчас одетый в белоснежную тогу с пурпурной каймой, подаренную отцами Тарквинии, поднимаясь по ступеням храма Юпитера, размышлял о данном обещании: «Где ты сейчас, Мастама? Все, по-твоему, вышло. Но ты не сказал мне, как договориться с сабинянами. Может дождаться вестей из Этрурии, а потом выступить на них?». — Помолившись по привычке Тину, Септимус смирился: к сабинянам он пойдет с миром, но не сам. У храма его ожидал Нума Помпилий, весьма уважаемый в Тарквинии человек. Выйдя к нему, Септимус радушно улыбнулся и заговорил.