8
Комлев проснулся, словно от толчка, когда еще только начинало светать, и в состоянии какой-то неприветливой нереальности всего окружающего. Например, с минуту он озабоченно соображал, что должен означать светлый вертикальный прямоугольник справа. А это была открытая дверь его маленькой спальни, где стояла капитанская кровать с накинутой на нее москитной сеткой. Где-то за пределами судна слышались слабые хлопки, будто слетали пробки с бутылок, в которых было забродившее в жару пиво.
Комлев откинул сетку и прошлепал босыми ногами к окну, перед которым стоял стол, а на нем приемник. Спать он уже почему-то не мог, хотя у него было еще добрых два часа до завтрака.
Сейчас было время первых новостей из столицы Бонгу на английском. Но сама станция, которая была от силы в двух километрах от его каюты, молчала, выдавая свое присутствие слабо обнадеживающим хрипом и шорохами. И вдруг раздался голос, но не знакомый, немного манерный голос диктора, который с несколько сонным равнодушием сообщал утреннюю порцию новостей и скучный своим однообразием прогноз погоды. На этот раз это был хрипловатый и довольно грубый, причем несомненно африканский голос которым обычно подают команды в строю, а не говорят в микрофон на всю страну с ее ближними пределами.
— Внимание! Внимание! Это голос революционной армии, которая пришла, чтобы освободить народ этой страны от тирании кучки продажных политиков, которые…
Дальше в эфире послышался невыносимый треск и какие-то звуки, которые можно было принять за выстрелы. Голос замолк, но микрофон выключен не был, и непонятные звуки вместе с отдаленными криками продолжались. Потом снова зазвучал голос, такой же армейский, но уже другой. А того, кто начал говорить первым, возможно, сейчас вытаскивали из студии, пачкая кровью пол.
— Внимание, сограждане! Это голос революционной народной армии! Тираническая клика, правившая страной свергнута и мы убили ее главарей. Сегодня мы празднуем победу! Славные освободительные силы теперь пронесут факел свободы по всем провинциям нашей страны. Внимание!
Голос опять прервался, и на этот раз микрофон выключили. Комлев не стал ждать продолжения передачи. Сердце его стучало с предательской и противной гулкостью. «Значит, Мфумо все-таки был прав, а я думал, что он преувеличивает», — озабоченно думал Комлев, поспешно одеваясь. На верхней палубе было пусто. Из-за надстройки выглянуло испуганное лицо вахтенного матроса и тут же скрылось. «На палубе уже знают», — отметил Комлев. Он понял теперь, что это за странные звуки, проникавшие к нему в каюту. В городе они раздавались где-то в районе центра. Вдалеке проплыл низко вертолет, а за ним второй. Комлев прикрыл дверь каюты и почти бегом отправился оповещать Оливейру. Нкими сейчас должен был находиться где-то наверху, это его вахта. Оливейра приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы в щель поместился один его глаз цвета пережаренного кофе. Кажется, в каюте у него кто-то был, и ему не хотелось это афишировать, но Комлева это нисколько не интересовало.