— Идите пока по створу, Синяков, — сказал, выходя, капитан, — а там дальше будет перевальный столб на правом.
Синяков хотел сказать: «Знаю», но решил не нарываться на замечание и буркнул: «Есть, по створу». Фарватер он знал неплохо.
— Я вас долго не задержу, Вадим Алексеевич, — суховато сказал капитан.
Всех своих помощников он педантично называл по имени-отчеству, воспитывая и держа дистанцию.
На палубе виднелись лишь отдельные фигуры или небольшие кучки пассажиров. Видимо, все собрались в носовой части, в музыкальном салоне, где был отличный обзор и к тому же тепло. «Крупская» с будничной неторопливостью двигалась против течения, и навстречу ей плыли осенние леса, а у берегов вода уже была усеяна плывущими по течению желтыми и бурыми листьями.
— Для вас у меня две новости, — сказал капитан. — Как в анекдоте: хорошая и не очень. С какой начинать?
— С той, что не очень, Владимир Андреич. Тогда вторая пойдет на то, чтобы подсластить горечь первой.
— Что ж, не лишено логики. Итак, «Крупскую» ставят после этого рейса в затон, и ее дальнейшая судьба неизвестна. Могут отдать кому-нибудь в аренду или даже продать, в том числе и на металлолом. Сейчас, кажется, все можно. Оставят же пока на ней капитана, механика с парой мотористов и троих матросов, чтобы вахту стояли у трапа. Уяснили?
— Так точно. От вопросов пока воздержусь.
— Перехожу ко второй новости. Я, как вы, возможно, догадываетесь, ухожу на так называемый заслуженный отдых. Все, отплавал свое. Вас я рекомендовал на должность капитана. Завтра должен быть приказ. Не вижу, однако, радости на вашем мужественном, хотя и озябшем лице.
— Она будет, — пообещал Комлев. — После выхода приказа.
— Благополучной вахты, — скупо сказал капитан и со сдержанной заботливостью добавил: — Двигайтесь осторожно. Судоходную обстановку на реке кое-где уже сняли, да за ней путейцы, кажется, особенно и не следят. Перестроечная расхлябанность и все такое. Я пошел.
Комлев следил, как черный верх капитанской фуражки медленно исчезает в районе левого трапа, ведущего вниз с мостика. Конечно же он был рад назначению. В самом слове «капитан», а это от латинского «капитус», то есть «голова», было что-то веское, в нем звучала властность и неуступчивая непреклонность. Комлев смущенно поймал себя на том, что самолюбие его было вполне польщено. Стать капитаном всего лишь на пороге своего тридцатилетия было совсем неплохо. Но в этом назначении таилась и некая издевательская двусмысленность. Ему теперь придется командовать дряхлеющим судном в затхлом грязном затоне, и почти без команды. Судном, звездный час которого миновал еще почти полвека назад, и теперь ему только оставалось вспоминать славную молодость, поскрипывая якорной цепью и швартовыми тросами. А для того, чтобы взойти в этой должности на капитанский мостик какого-нибудь нового, белоснежного четырехпалубного красавца, который швартуется перед самым речным вокзалом, ему пришлось бы ждать еще лет пятнадцать — двадцать. И это если еще повезет.