Муго не пожелал облачаться в заведенную Форбсом белую «дневную» форму, на нем в течение суток был всегда черный мундир с блестящими пуговицами, белая рубашка с галстуком и золотые капитанские шевроны на рукавах, причем, там была явно пара лишних. Голову его венчала фуражка с эмблемой, заведенной еще Форбсом и которая стала общепризнанной на всех речных судах.
Вначале Муго собирался разместиться в бывшей каюте Форбса, два широких передних окна которой смотрели на носовую часть судна, и из них было видно почти то же, что и из рулевой рубки. Но потом Муго отказался от нее. Возможно, на него повлияло мнение нового пассажирского помощника Кабоко, приземистого, с ранней лысиной и маленькими глазками. Взгляд их был до крайности быстрым и ускользающим. Поговаривали, что он был соплеменником капитана, во всяком случае, слышали, как они говорили между собой на непонятном языке. Было ясно, что этот Кабоко был призван играть роль «серого кардинала» или регента при малолетнем монархе и, конечно, быть правой рукой Муго. Не исключено, что этот хитроумный Кабоко посоветовал отдать каюту капитана старпому как лицу, отвечающему за фактическое управление пароходом в пути, которому нужно все время видеть этот водный путь. Чтобы в любой момент, заметив ошибку, подняться на мостик и исправить ее. Конечно, каюта эта занимала центральное положение во всей носовой надстройке, и получалось так, что в ней должен был жить не капитан, а его белый помощник. Это как бы бросало тень на саму идею африканизации в стране. Но в расположении каюты были и недостатки. Все подходы к ней были на виду, и даже отчасти можно было рассмотреть, что в ней происходило внутри при незадернутых шторах.
Зная некоторые привычки Муго, потреблявшего иногда в день целый ящик пива и любившего посетительниц женского пола, Кабоко посоветовал ему занять одну из вечно пустующих кают люкс и сделать ее отныне капитанской. Она была намного просторнее, разделена на две половины и расположена в той же надстройке, но она не была слишком уж на виду.
Комлев не знал, как относится команда к смене власти на судне. Несомненно, шли жаркие обсуждения этого вопроса в матросских и кочегарских кубриках, а также среди рулевых, этих аристократов «верхней» команды. Но лица у всех, когда люди выходили на палубу, были притворно-невозмутимые и непроницаемые, и лишь в глазах иногда мелькал огонек озабоченности происходящим. Им всем надо было не потерять работу, а значит, удержаться на судне. А потеряв, найти ее снова будет так же трудно, как падающему с баобаба удержаться, хватаясь за его листья. Каким бы ни был начальник, с ним надо считаться и опасаться его. Как бы ни слаба была гиена, но с козой она справится. Так говорят в народе.