Комлев никогда не стучался в каюту Муго и тем более не входил в нее, опасаясь наткнуться на какую-нибудь сцену, которая могла бы с наглядной отчетливостью высветить какие-нибудь пикантные подробности времяпрепровождения обитателя каюты люкс. Самыми невинными для обозрения были бы картины пивных кутежей (до более крепких напитков Муго еще не добрался) или игры в карты, тоже на пиво, с Кабоко. Комлев пока держался в отношениях с Муго в рамках натянутой учтивости, но не знал, насколько ее хватит. Первоначальная же приветливость Муго с некоторым оттенком виноватой угодливости («я вовсе не напрашивался к вам сюда капитаном, меня прислали») уже почти улетучилась.
Итак, обращаться к Муго Комлеву никак не хотелось, хотя он понимал, что это было неизбежно. Сейчас была его вахта, и на левом берегу уже была хорошо видна рыбачья деревушка, где несколько хижин стояли в мелкой воде на кривоватых ногах-сваях. Оттуда две лодки-долбленки шли наперерез «Лоале», и цель их приближения к пароходу была выражена с отчетливой предметностью, так как в обеих лодках рыбаки время от времени поднимали вверх крупные рыбины, молчаливо призывая этим корабельщиков к торговле. Комлев как старпом должен был следить за наличием продовольствия на судне, и ему непосредственно подчинялся и содержатель провизионки на пароходе. А свежей рыбы давно уже не было в рационе. Так что надо было сбавить ход до малого и дать возможность лодкам причалить. Но по правилам сбавлять ход можно было только с ведома капитана. Комлев перевел машинный телеграф на «средний» и скорым шагом направился к каюте Муго, а достигнув ее, громко постучал и не менее громко крикнул, не зная, насколько вменяем сейчас обитатель каюты:
— Капитан! Вас беспокоит старший помощник, сэр!
Муго сравнительно быстро отозвался на стук и голос, дверь открылась, и было видно, что пьян он был весьма умеренно. Хмель еще бережно качал его на своих пологих волнах. Муго был сейчас почти благодушен, тогда как в утренние, похмельные часы его одутловатое лицо бывало перекошено злобным отвращением к окружающей его действительности, которая, как утверждают философы, дается нам в ощущениях.
— На подходе лодки рыбаков, сэр, — скупо доложил Комлев. — У нас не было свежей рыбы еще с прошлого рейса.
— Разрешаю остановить судно, — милостиво прогудел Муго. — Известите пассажирского помощника. На тот случай, если у содержателя кончились наличные.
На этом разговор и закончился, но во взгляде Муго Комлев успел уловить помесь комической величавости и сознания своей ненужности на судне, где каждый знает свои обязанности. Такой взгляд внушал тревогу, ибо его владелец жил во власти своих комплексов, а это до добра не доводит.