На пароходе был читальный зал, а вернее, просто большая каюта на верхней палубе, там же, где и капитанская. Среди пассажиров «Лоалы» читатели были явно в меньшинстве. В этой каюте стояли порядком потрепанные книжки карманного формата на английском. В основном это были дешевые детективные романы, оставленные, скорее даже, брошенные пассажирами прежних времен. Еще лежала кипа старых журналов, тоже на английском, но были журналы и на лулими. Теперь главным читателем на пароходе стал Муго. Правда, читал он в своей каюте, но материал для чтения он брал с полки в этой читальне. Он даже стал запирать ее на ключ.
— Наш капитан просвещается, — заметил однажды Оливейра, которого Комлев сменял на мостике. — У бедняги, видимо, раньше было мало свободного времени.
Было непонятно, говорит он серьезно или с издевкой. Его смуглое лицо было по-восточному непроницаемо. Комлев уже заметил, что с Нкими он о капитане не говорил ни слова, видимо, они мало доверяли друг другу. Но Комлев не забывал, что он все-таки старпом и может позволить себе не играть в дипломата.
— Времени у капитана Муго меньше, чем у нас с вами, потому что у него есть пара интересных занятий. Но если прибавится еще и чтение, тем лучше для нас.
Оливейра тонко улыбнулся, молча сделал Комлеву поклон, какой возможен только у португальского сеньора, и направился к трапу.
Комлев уже не раз ловил себя на том, что его знания об Африке постыдно малы и их приходится пополнять на ходу. Своими рассказами страноведческого характера ему во многом помог Мфумо. Во-первых, Комлев понял, что между африканцами не меньше различий, чем между европейцами разных национальностей. Не знать об этих различиях — значит становиться на точку зрения необразованного, да еще и недалекого африканца, для которого и англичанин, и русский абсолютно одинаковы уже на том основании, что и тот и другой — нсунгу, то есть белый. Хотя каждый из двух сравниваемых может воспринимать другого чуть ли не инопланетянином.
Так же и для африканца представитель другого племени, несмотря близость по цвету кожи, курчавости волос и строению лица, абсолютный чужак. Слово «Африка» здесь услышали от европейцев не так уж давно и ощущать себя африканцами немного научились, только проучившись несколько лет в школе. Здесь каждый воспринимает другого как представителя какого-то племени, какой-то расы, носителя других признаков. Здесь не говорят: «К тебе кто-то приходил», — а скажут с уточнением, что приходил черный, белый или, скажем, индиец. А если это был мулат, то так об этом и скажут.