Калинович отвечал тоже по-французски, что он слышал о болезни генеральши и потому не смел беспокоить. Князь и Полина переглянулись: им обоим понравилась ловко составленная молодым смотрителем французская фраза. Старуха продолжала хлопать глазами, переводя их без всякого выражения с дочери на князя, с князя на Калиновича.
- Maman действительно весь этот год чувствовала себя нехорошо и почти никого не принимала, - заговорила Полина.
- В руке слабость и одеревенелость в пальцах чувствую, - обратилась к Калиновичу старуха, показывая ему свою обрюзглую, дрожавшую руку и сжимая пальцы.
- С течением времени чувствительность восстановится, ваше превосходительство; это пройдет, - отвечал тот.
- Пройдет, решительно пройдет, - подхватил князь. - Бог даст, летом в деревне ванны похолоднее - и посмотрите, каким вы молодцом будете, ma tante!
- Вкусу нет... во рту неприятно... кушанья, которые любила прежде, не нравятся... - продолжала старуха, не обращая внимания на слова князя и опять относясь к Калиновичу.
Тот выразил в лице своем глубокое сожаление. Легкий оттенок улыбки промелькнул на губах князя.
- Что ж, maman, у вас есть аппетит: вам кушать хочется, а много кушать вам вредно, - проговорила Полина.
Но старуха не обратила внимания и на слова дочери. Очень довольная, что встретила нового человека, с которым могла поговорить о болезни, она опять обратилась к Калиновичу:
- Нога слабеет... ходить не могу... подвертывается...
- Пройдет и это, ваше превосходительство, - повторил тот.
- Совершенно ли пройдет? - спросила больная.
- Я думаю, совершенно, - отвечал Калинович. - Отец мой поражен был точно такою же болезнью и потом пятнадцать лет жил и был совершенно здоров.
- Только пятнадцать лет и жил, а тут и умер! - сказала старуха в раздумье.
Калинович молчал.
Опять незаметная улыбка промелькнула на губах князя, и он взглянул на Полину.
- Не скучаете ли вы вашей провинциальной жизнию, которой вы так боялись? - отнеслась та к Калиновичу с намерением, кажется, перебить разговор матери о болезни.
- Monsieur Калинович, вероятно, не имел времени скучать этот год, потому что занят был сочинением своего прекрасного романа, - подхватил князь.
- Этот роман написан года два назад, - сказал Калинович.
- А вы давно уж занимаетесь литературой? - спросила Полина.
- Да, - отвечал Калинович.
- Стало быть, вы только не торопитесь печатать, - подхватил князь, - и это прекрасно: чем строже к самому себе, тем лучше. В литературе, как и в жизни, нужно помнить одно правило, что человек будет тысячу раз раскаиваться в том, что говорил много, но никогда, что мало. Прекрасно, прекрасно! повторял он и потом, помолчав, продолжал: - Но уж теперь, когда вы выступили так блистательно на это поприще, у вас, вероятно, много и написано и предположено.