Стоя у кровати матери, я так и не смогла заставить себя подойти к ней ближе, притронуться, сказать что-то ободряющее… Меня снедали тоска, одиночество и ужас. Но не жалость. Вот что было страшнее всего. Я не чувствовала того, что должна была ощутить по нормам морали, по Божьим законам. Передо мной лежала избитая женщина, вокруг нее вились, словно змеи, десятки трубочек, пищали приборы, а я просто смотрела, анализируя, как она докатилась до подобного состояния. Бездушная тварь – вот, кем я себя окрестила, но поделать с собой ничего не могла. Эта женщина, избитая собутыльниками, не была похожа на мою мать.
Та была прекрасной, умной, доброй и самодостаточной. Она обожала своих детей, безмерно любила мужа… и, кажется, умерла вместе с ним.
В тот непогожий день, когда он не вернулся с работы, попав в аварию, ее тоже не стало. Помню, из дома выходила еще мама: бледная, шокированная, подавленная. Она уехала на опознание по просьбе позвонившего полицейского. А вернулась уже не она. Чужая женщина, с почерневшей от горя душой.
Я долго не верила в это, отказывалась принимать факты, боролась с действительностью, только все мои попытки прикрыться розовыми очками не привели ни к чему хорошему. Можно скрывать правду от кого угодно, но не от себя.
– Фелс. – Адам приобнял меня сзади, осторожно развернул и прижал к своей груди. – Ну же, малышка, приходи в себя. Возвращайся ко мне. Поговори со мной.
Мы стояли в его спальне у окна. Я не могла вспомнить, как дошла до сюда и сколько времени провела, глядя на уличный пейзаж.
– Так пусто внутри, – шепнула, понимая, что действительно не могу молчать и дальше. – С тех пор, как увидела ее, во мне словно что-то замкнуло. И теперь там пепелище после пожара.
– Вздор! – уверенно заявил Адам, перебирая волосы у меня на затылке. – Все, что случилось с твоей матерью, только ее вина. Это было закономерно, Фелс. Она целенаправленно шла именно к такому финалу и вас с сестрой тащила за собой.
– Ты говоришь злые вещи, – всхлипнула я.
– Я говорю правду, а она редко бывает удобной, – тихо ответил Браун. – Просто не хочу, чтобы ты снова взваливала на себя неподъемный груз чужой ответственности. Хватит с тебя, малышка.
– Ты не понимаешь, – я замотала головой. – Все эти слова… Ты не прав. Я гораздо хуже, чем все обо мне думают. Потому что сегодня, увидев ее там…
Я заплакала, не в силах произнести правду.
– Ну-ну, Фелс. – Адам поцеловал меня в висок, поднял лицо за подбородок и заставил посмотреть на него. – Знаешь, что подумал я? Что смерть стала бы избавлением и искуплением для нее. Вот так безжалостно и в то же время справедливо. Она сломалась от горя, превратилась в ничтожество. Но хуже всего не это, а то, что следом решила сломать и своих детей. Она выгнала тебя из дома на улицу, продала все ценное и едва не погибла во время очередного запоя. Так что ты должна была испытать при виде этой женщины? Любовь? Вселенскую жалость? Я тебя умоляю!