Я просмотрела список выживших в конце книги и нашла имена нескольких выживших, которые жили в Израиле и которые указали на Джона Демьянюка и сказали: «Это тот самый Иван».
Густав Боракс, родился в 1901 году, парикмахер в Треблинке, теперь парикмахер в Израиле: «Парикмахерская располагалась в бараке, и женщины здесь должны были раздеться. Здесь было 5 скамеек и 20 парикмахеров. Женщины раздевались в одной комнате, входили в дверь, им отрезали волосы, а потом они выходили через другую дверь в газовую камеру. У нас была всего минута, чтобы схватить волосы, один раз чикнуть ножницами, вот и все».
Йозеф Чарны, родился в 1927 году, теперь профсоюзный работник в Израиле: «Мне было пятнадцать лет, и мы были очень бедны. Вся моя семья умерла от голода… нас поместили в вагоны для перевозки скота, втискивая, как соленую рыбу. Мы пили собственный пот и мочу».
Пинхас Эпштейн, родился в 1925 году, сейчас живет в Израиле: «Меня депортировали из Ченстоховы 22 сентября 1942 года. Мне было тогда 18 лет. В течение одиннадцати месяцев я переносил трупы в лагере № 2. После восстания я сбежал [и вернулся] в свой родной город, раздобыл себе “арийские” документы и отправился как гой на работу в Г ерманию. В Израиль я приехал в июле 1948 года».
Элияху Розенберг, сейчас живет в Израиле. Когда его спросили, думает ли он все еще о Треблинке, Розенберг ответил: «Я не думаю о ней, она во мне, как несмываемая татуировка. Мне было 18, когда я приехал в Треблинку вместе с матерью и тремя сестрами. До дня восстания я не видел ничего, кроме неба и песка, неба и песка, и трупов на земле».
Авраам Линдвассер, который уверенно опознал Ивана, но умер до суда, описывал этот лагерь смерти так:
«Они сделали меня “дантистом”. Я не выдержал, попытался повеситься. Я уже дергался на своем поясе, когда какой-то еврей с бородой — не знаю, как его звали, — подхватил меня, вынул из петли и отчитал.
[Он сказал, что] хоть кто-то должен пережить все это, чтобы потом описать то, что здесь происходило».
* * *
В середине февраля, всего за несколько дней до начала судебного процесса над Демьянюком в Израиле, моя лучшая подруга Айлин заглянула ко мне в офис и пригласила меня пообедать. Мы ехали в наш любимый мексиканский ресторан в машине Айлин. Я помню, как в ветровое стекло хлестал дождь, бешено работали дворники, и Айлин, сощурясь, вглядывалась в густой серый туман и рассказывала о своем новом проекте по исследованию вкусовых аверсий у онкологических больных.
Вкусовые аверсии прямо-таки завораживают психологов, потому что они являют собой пример образования условного рефлекса с первого раза: человек что-то съел, его стошнило, и он больше не хочет есть данное блюдо или продукт. Психологи всегда рассматривают обучение как формирование связей, медленный процесс, в котором награда или наказание следует сразу же за поступком, что позволяет со временем изменять формы поведения. Например, если при нажатии на рычаг крыса получает порцию еды (вознаграждение), она учится нажимать на рычаг. И наоборот, если при нажатии на рычаг крыса получает удар током (наказание), она учится избегать повторных нажатий на рычаг.