Арвин кивнул:
— Я хочу мира для своей страны.
— Войско мы соберем.
— Только тщательно проверяйте всех, кто будет стекаться в лес, чтобы выступить под знаменами короля Арвина, — нахмурился Милфорд. — На месте инквизиторов, я бы отправил несколько отрядов, которые, примкнув к нам сейчас, ударят в спину в самый подходящий момент.
— И это не говоря о том, что мне надо уйти, — Арвин побледнел.
— Ваше величество!
— Я должен узнать, что произошло в Рассветных горах.
— Мы собирали несколько экспедиций туда, — нахмурился Шурр. — Все пытались понять, откуда берется песок. И можно ли с ним что-то сделать.
— И что?
— Дальше определенного места: развилки у камней-близнецов, нам пройти не удалось. Нас водило вокруг несколько дней. Но мы всегда возвращались к развилке.
— Думаю, я смогу пройти.
— Кроме того… Инквизиторы.
— А что с ними?
— Они каким-то образом узнают о том, что кто-то идет в Рассветные горы. И нападают.
— Сожалею, миледи, но вы не беременны.
Веронике не верилось, что она услышала эти слова, произнесенные профессиональным доброжелательным голосом с легкими нотками сочувствия.
— Но… — попробовала возразить она. — Я была уверена. И, потом… А как же…задержка? И перепады настроения… И…
— Так бывает, когда очень хочется ребенка. Но…
— Понятно.
Вероника поднялась, чтобы уйти.
— Вы совершенно здоровы, — донеслось ей в спину. И, думаю…
Принцесса Тигверд специально приехала в клинику, что находилась в отдаленном, малознакомом районе Роттервика. Слава Стихиям — удалось сохранить инкогнито. Помог плащ герцогини Реймской с огромным капюшоном, скрывающим лицо густой тенью. Спасибо старому доброму другу — тревожному чемоданчику. Сколько раз он ее выручал?
Конечно, можно было бы обратиться к Ирвину или Рене, но… Тогда бы она точно разревелась. Как вот сейчас. С той лишь разницей, что в полутемной, мерно покачивающейся карете никто не видит, и ни перед кем не нужно отчитываться. Ехать около двух часов, так что можно дать волю эмоциям. Успеет прийти в себя.
Как давно желание родить ребенка незаметно для нее самой стало навязчивым состоянием? С момента, когда поняла, что любит и любима? Первого поцелуя в карете?
Или с той встречи, в занесенном розовыми лепестками парке, когда она в первый раз увидела Ричарда? Насупленного, недовольного Имперского палача, измученного овсянкой?
Она до сих пор помнит тот день в мельчайших подробностях. Холод белоснежного мрамора скамьи, обнимающей толстый ствол огромного цветущего дерева. Звон шпаг за спиной — Рэм и Пауль.
Пашка… Рэм. Феликс. Может, она слишком многого хочет? Не каждой женщине дается такое счастье. Трое сыновей. Взаимная любовь. Иные миры. Родители здоровы. Друзья верны. А она рыдает… И не стыдно? Стыдно. Очень. Какое же ненасытное существо человек! И все ему мало! Мало! Мало, потому что, не смотря на все здравые доводы, отчаянно, нестерпимо хочется дочь! Девочку. Де-воч-ку! Стоит закрыть глаза — и видишь крупные кольца жестких волос, черные с алыми искорками глазенки. На нее девочка тоже похожа — очертания губ, высокий лобик, чуть курносый нос. Откуда она знает? Знает! Кожей чувствует. Видит во сне каждый день.