Я упорно рассматривала батарею, пряча глаза.
— Даже и не думала.
Мисс Амброуз села в кресло у камина и еле слышно вздохнула:
— Может, он упал?
— И сам забрался обратно?
— Но мы же не всегда все помним! Кое-что мы делаем автоматически, не думая. Наверное, вы машинально поставили его обратно.
Я подошла к каминной полке и повернула слоника головой к окну, демонстративно глядя на мисс Амброуз.
— Это же безделушка, Флоренс! Как бы она ни стояла, от этого вреда не будет. Поставить чайник?
Я упрямо смотрела на слоника, слушая, как мисс Амброуз роется в кухонных шкафчиках в поисках имбирного печенья.
— В кладовке на верхней полке! — крикнула я. — Сразу увидите.
Мисс Амброуз вышла из кухни с подносом.
— Вообще-то на нижней, — уточнила она. — Я же говорю, мы не всегда фиксируем наши действия.
Я рассматривала ее джемпер. По низу были нашиты помпончики всевозможных цветов.
— Ну, допустим, не фиксируем, — скрепя сердце отозвалась я.
Мисс Амброуз присела на краешек кресла. Она всегда одевается очень нарядно; жаль только, лицо подкачало, не вписывается в образ. Мы с Элси однажды спорили, сколько может быть лет мисс Амброуз. Элси утверждала, что под сорок, но я уверена — этот поезд ушел, и даже рельсы разобрали. Мисс Амброуз всегда выглядела особой с хронической бессонницей, надеявшейся обмануть весь мир толстым слоем губной помады и энтузиазма. Я снова уставилась на батарею отопления, потому что у мисс Амброуз есть привычка вычитывать по глазам сокровенное.
— Как ваши дела, Флоренс?
На батарее двадцать пять бороздок.
— Спасибо, прекрасно.
— Чем занимались на этой неделе?
Бороздки трудно сосчитать, потому что, если долго на них смотреть, начинает рябить в глазах.
— У меня много дел.
— Мы нечасто видим вас в общей гостиной, а ведь там проходит много интересных мероприятий. Вот разве не интересно было бы вчера делать открытки?
У меня целый стол таких открыток. Я могу поздравить полдюжины людей с рождением их прекрасной дочери, просто потянув за ручку выдвижного ящика.
— Ну, может, на следующей неделе, — отозвалась я.
Мисс Амброуз глубоко вздохнула. Это не предвещало ничего хорошего: обычно она набирает побольше воздуха перед спором.
— Флоренс, — начала она.
Я промолчала.
— Флоренс, я лишь хочу убедиться. Вам хорошо у нас в «Вишневом дереве»?
Голос у мисс Амброуз к концу фразы часто идет вверх, будто мир кажется ей настолько неопределенным, что она вынуждена все время переспрашивать. Я отвернулась к окну. Сплошь кирпич и бетон, прямые линии и резкие углы, крошечные окна в маленькие жизни. Линии горизонта не видно. Я никогда не думала, что лишусь горизонта вместе со всем остальным, но только в старости понимаешь: куда ни повернись, все равно будешь натыкаться взглядом на зияющие утраты.