Едва только Дубравка осушила глаза и стала внимать его слову, он принялся терпеливо и расчётливо выкорчёвывать из её сознания те взгляды на державные задачи великого князя Владимирского, с которыми она прибыла на Суздальщину и которые, несомненно, были внедрены в её душу многими беседами и наущениями её много замышляющего отца.
Успокоенная и утешенная им, она слушала его внимательно, изредка ставя ему вопросы, а иногда возражая. И Александр поражён был той глубиной и ясностью, которые успела приобрести её политическая мысль.
«Девчонка ещё, а ведь как возросла! — снова подумалось ему. — Царицею смотрит!..»
Он любовался ею. А она меж тем неожиданно перешла в наступленье.
— Так что же, — спросила она, — стало быть, отец мой, государь, не то мыслит, что Земле Русской надо?
Он медлил с ответом, затаивая улыбку. «Господи! — думалось Александру. — А ресницы, ресницы-то — что копья!.. Думал, что сурьмит их, как боярыни наши, — нет, сами собою черны: иначе от слёз бы размазалось. И до чего же сама бела — в молоке её купали, что ли?..»
В не осохших ещё от слёз глазах Дубравки стояли блики и косоугольники света: словно бы окна в небо!
Ей не понравилось его долгое молчанье.
— Отчего ты молчишь? — спросила она, готовая разгневаться.
Он спохватился и отвечал ей:
— Нет, Дубравка, правильно мыслит твой отец и брат мой и государь многомудрый Данило Романович, дай бог ему здоровья!.. Правильно мыслит, ибо держава его к Карпатам прилегла! Когда бы я сам стоял на Карпатах, то и я, быть может, так же мыслил. Две тыщи вёрст Батыю тянуться до него!.. А я... — Тут Невский поправился: — А супруг твой, князь Владимирский, не так должен мыслить!.. Одно то возьми: Батый грозился, когда мы с Данилом Романовичем повенчали вас: «Малахаем своим до Владимира ихнего докину — и нет города!..» А в малахае том... триста тысяч конных сатанаилов! С кем он, Андрей твой, противостанет ему?! Ещё же и нового народу не подросло!..
— А как же Андрей должен мыслить? — спросила Дубравка.
Невский оглянулся в сторону лесной опушки.
Дубравку рассердила эта его осмотрительность.
— Ты скоро станешь думать, что вот эта берёзка тебя подслушивает?
Александр посмотрел на фарфоровую берёзку и затем спокойно ответил:
— Нет, эта не будет подслушивать: молода ещё!
А вон той старушке, — он кивнул головою на густолиственную, радушную берёзу, — а вон той не доверюсь, предпочту важное что-либо перемолвить подальше от неё.
Дубравка улыбнулась:
— Вот и отец такой же!
— Иного и не ожидал от брата Даниила. Не худо бы и Андрюше твоему хоть этим у нас позаимствоваться...