Когда хан Укитья подскакал к бугру под берёзой, где была расположена полевая ставка Неврюя, он спешился.
Укитья и Неврюй, оба они были старейшими воителями Батыя и старые соратники. И тот и другой участвовали во вторжении за Карпаты — в Венгрию и в Германию. Они давно уже и породнились домами, хотя Неврюй был из рода Чингисхана, а Укитья — выслужившийся. Их связывала дружба.
Однако сейчас Неврюй даже и лица не повернул в сторону своего боевого товарища, распластавшегося перед ним и поцеловавшего землю у копыт его коня.
Приподняв лицо от земли, Укитья приветствовал Неврюя торжественно и подобострастно:
— Да находишься ты вечно на верху славы и величия и в полноте счастья и всяческого благополучия! — произнёс он, не вставая с колен.
— Менду, менду сэ бэйна! (Здравствуй!) — угрюмо-насмешливым голосом ответил ему Неврюй. Однако недвижным осталось его обветревшее огромное безбородое лицо, в задубелых морщинах, подобное коре старой ветлы, — лицо, на котором чёрными бусинами блестели маленькие злые глазки. — Что скажешь? — всё тем же сурово-насмешливым голосом продолжал хан Неврюй. — Ты, который без пользы, и на позор лучший из моих туменов истратил и погубил!.. Да наполнится твой колчан навозом! — вдруг яростно выкрикнул он самое страшное для монгольского воина проклятие и самую страшную кару.
И, затрепетавший от этого предстоявшего ему позора, хан Укитья снова повергся ниц и, не отрывая лица от земли, только сотрясал головою.
— Я помню твои прежние заслуги, — продолжал Неврюй, — и лишь потому имя твоё сохраняю неосквернённым! — Сказав это, Неврюй глянул в лицо стоявшему прямо перед ним нукеру и условным знаком закусил нижнюю губу.
Нукер в свою очередь повторил этот знак силачу-телохранителю, стоявшему возле стремени хана. Тот неторопливо подошёл к распростёртому ничком Укитье, наступил ему коленом на загривок, подсунув обе свои ладони, сцепив их пальцами, под лоб Укитьи и со страшной силой рванул его голову кверху.
Хрустнули хрящи... Из уст и из носа Укитьи хлынула кровь...
...Звук сигнальной трубы, в котором старый Неврюй тотчас же познал зов начальствующего, заставил хана вздрогнуть. К нему мчался на вороном коне стрелоносец — от царевича Чагана, кто представлял в армии лицо самого императора Менгу. В вытянутой вперёд руке гонец держал чёрную дощечку...
Неврюй озабоченно глянул в ту сторону, где виднелся златоверхий шатёр Чагана. Там сверкало оружие и слышались крики...
Неврюй спрыгнул с коня и со знаками глубочайшего почтенья принял из рук вестоносца чёрную дощечку, исписанную мелом.