— Даниил Романович должен был срочно решить вопрос: выслать ли войско на перехват бегущих татар хана Маучи или же выставить против них небольшой заслон и продолжать наступленье на Киев, как если бы этих и вовсе не было?
...На третьей заставе Андрей Иванович был снова стащен с коня. Опять его трясли за шиворот, подымали над его головою кулаки и ножи; допрашивали и по-русски и по-татарски, лезли в перемётные сумы.
Опять он кротко увещал нападавших, разводил руками и жаловался на бедственное положенье своё.
— Что вы, что вы, князья? — восклицал он, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону. — Убить? Да ведь убить долго ли человека! Вы — люди военные!.. А я — какой же вам супротивник?.. Торговлишкой только и живу... только от рукомесла своего и питаюсь!.. Коли не велите здесь ездить — я ведь могу и в сторону свернуть. Скажите только, где проехать можно, где я не обеспокою вас?.. А мне всё равно ведь... Возьмите весь товаришко за себя — тогда мне и в Мельники ехать не надо...
Свистульки-жаворонки, разошедшиеся по рукам батырей, свистали вразноголосицу, издавая необычайные трели. Татары хохотали и озорничали, как подростки, стараясь пересвистеть один другого, извлечь из глиняной птицы звуки посильней и как можно необычайнее.
Отирали рукавом халата обильно обслюнённый кончик свистка и опять принимались дудеть.
Никто и не подумал заплатить ему за расхватанный товар хотя бы одною монетою.
Однако не это обеспокоило дворского, обеспокоило его то, что на этой заставе нашёлся-таки человек среди татар, которого не потянуло к его глиняным раскрашенным птицам.
По-видимому, старшой между ними — быть может, сотник — дородный татарин, лет под сорок, не вмешиваясь ни во что, упорно всматривался в дворского.
«Пронёс бы господь!» — подумал Андрей Иванович. И как раз в это время татарский сотник надменно поманил его к себе пальцем. Дворский поспешно подошёл, снял шапку, поклонился.
Загадочно усмехнувшись, татарин спросил на искалеченном русском языке:
— Твоя наша узнал?
— Нет, господин... нет, ба́тырь, никак не могу признать, — ответил дворский. Да он и впрямь не мог припомнить, где и когда видел он этого татарина. Мало ли он перевидал их за последние годы! «Все на один болван! Словно бы из одной плашки тёсаны!» — любил говорить он о татарах.
Татарский сотник сорвал со своей бритой головы шапку и сунул чуть не в самое лицо дворскому.
— Эту узнай! — заорал он. — Ты дарил!..
Шапка, отороченная соболем, была сильно заношена: бархатная тулья лоснилась от грязи, мех повытерся.
Но узнал он, узнал эту шапку дворский — воевода князя Галицкого! Узнал этого надменного ба́тыря и понял, что перед ним — смерть.