Огелай-нойон продолжал: — Искандер Грозные Очи — человек, имеющий сильную страну, питающий войско и хорошо содержащий улус свой. Не мешай ему сокрушать враждебных государей!.. Дед твой никогда не убивал сильных государей, и, если только они признавали над собою силу его, он оказывал им почести... Он считал их драгоценными алмазами венца своего!..
Слова Огелая-нойона, священного для татар уже одним тем, что это был сподвижник Чингисхана, возымели большое действие. Казалось, многие из говоривших князей и нойонов устыдились всего того, что говорили они против русского князя.
Тогда снова заговорил Чухурху.
— Какие жалкие слова я слышу! — воскликнул он. — Словно бы старая баба говорила!.. Ты недостоин доить кобылицу, Огелай, — тебе корову доить!..
Послышался тихий смешок среди князей и нойонов. Царица обнажила свои крупные зубы, изображая улыбку. Берке закрыл глаза. А Чухурху продолжал гневно и беспощадно:
— Не верь Огелаю, Берке... такие советники расслабляют царство!.. Я воевал под началом брата твоего... Я умею с одного взгляда определять существо человека... Я дважды видел Александра-князя!.. Хорошо иметь сына такого!.. Но если он — не сын тебе, то такого лучше уничтожить, если не хочешь, чтобы он уничтожил тебя!.. Он повелителем смотрит!.. Не может быть двух ног в одном сапоге, не может быть двух государей на земле!..
Одобрительные возгласы послышались в шатре.
И, ободрённый этим, Чухурху закончил:
— Тебя смущает, что Искандер-князь копит войска свои в Новгороде — в местности, якобы недоступной тебе. Да, это так, что касается весны, лета и осени. Но как только вода тамошних рек, и озёр, и болот станет подобна камню и затвердеет на глубину дротика, наши кони легко пройдут туда, и ты возьмёшь Новгород!.. А рыцари-немцы помогут тебе с запада!..
— Да! Мы поможем тебе, великий государь! — послышался голос с чужестранным выговором.
Многие взглянули в ту сторону. Рыжеватый сухощавый нойон попросил у Берке разрешения говорить.
Это был Альфред фон Штумпенхаузен... Хан разрешил ему слово.
Штумпенхаузен глянул снизу вверх на другого рыжего человека, по виду также не монгола, но одетого в монгольский наряд, — исполина с чудовищной нижней челюстью и с далеко залысевшим, как бы гранёным лбом, с плешью на рыжем кудреватом затылке и с презрительно-полусонным выражением мясистого лица.
Гигант, почувствовав вопрошающий взгляд Штумдепхаузена, молча кивнул головой и закрыл глаза. Это был знаменитый Пэта, полководец Батыя, потерпевший некогда, ещё в молодости, пораженье от чехов, пленённый ими и за то отставленный от вождения войск, однако приобретший едва ли не большую власть в Орде — как советник по делам Руси и Европы.