- Мне тоже очень хочется, Леня, - говорила она мужу. - Но ведь девочка вообразит себя тогда совсем чужой.
- Куда чужее… - ответил отец. - Но может обернуться и иначе: она привяжется к маленькому.
- Она возненавидит его, Леня! - в голосе Софьи Григорьевны слышались слезы. - Не будем к этому возвращаться. Может быть, она еще оттает… Никогда не прощу себе, если она такой вот сушеной воблой…
Кира отскочила от двери. Это она - сушеная вобла? Мама могла на нее накричать, могла ударить, но так - сушеная вобла?.. Она не понимала тогда, но чувствовала: любя, такого не скажешь,
В другой раз она услышала глуховатый голос отца среди ночи.
- Это невозможно, Соня. Нельзя заставить любить. Ради призрачной цели ты отказываешься от собственного ребенка…
У нее есть ребенок! Кира была поражена. У нее есть собственный ребенок, и она, как ее, Кирина, мама, бросила его.
- Возвращайтесь к своему ребенку, - четко сказала утром Кира, отстраняя протянутый ей «этой женщиной» завтрак. - Ничего мне от вас не надо!
Вадим тем временем не забывал о своем обещании, и знакомый парень из милиции, недавний выпускник той же школы, разыскивал Кирину мать.
Был вечер, светло еще, они с Олей делали на террасе уроки, когда подошел Вадим и поманил ее пальцем. Она вышла с ним из дома, и он увел ее в парк, усадил на скамью и дал в руки вскрытый конверт. У нее прыгало сердце и руки не слушались, она никак не могла достать письмо и совсем разорвала конверт. Она сразу поняла, что это письмо матери, мать просит не давать ей, Кире, адреса: «У меня своя жизнь я сын от нового мужа, если объявится Кира, все рухнет».
В милиции Вадиму не советовали показывать письмо Кире. И адреса не советовали давать. Он рассудил иначе.
- Решай, - сказал негромко. - Тебе уже тринадцать…
Кира сидела, опустив голову, письмо подрагивало в ее руке. У нее есть мать и есть брат, но она не нужна им, они боятся ее, знать не хотят о ней. Кира обратила растерянный взгляд на Вадима, словно совета ждала. Он молчал, и она медленно разорвала письмо. И снова подняла глаза на Вадима. Он кивнул согласно и сжал ее руку.
С этого дня Кира совсем замкнулась. Даже Оля часами не могла добиться от нее слова. Только Вадима Кира хотела видеть, только с ним говорить.
Она заперлась в своей комнате, когда он уезжал в Одессу. Она была счастлива, что его не приняли в мореходку. Когда Вадим уходил в армию, она не простилась с ним: убежала за город, на дорогу, и когда машина с новобранцами вынеслась из-за поворота, кинулась к ней, хотела окликнуть Вадима, но спазма сжала горло, а машина промчалась так быстро, что она не увидела Вадима и он, наверное, ее не увидел.