Всей компанией ходили в кино. Павел признавал только военные фильмы и детективы и нередко удивлял дружков, когда «болел» не только за наших разведчиков, но и за милиционеров, за сотрудников угрозыска и громко, радостно ржал, когда кто-нибудь из них делал особенно удачный и остроумный ход…
Вынужденный скрываться, он томился от бездействия и, послонявшись по квартире несколько дней, однажды натер все полы, а когда Вишняковы ушли, достал из серванта бутылку коньяка и опорожнил ее.
Вадим стоял у окна своего кабинета. На стекле, редко и кучно, куполами парашютов налип мокрый снег. «Смотрите,- сказала утром Томка.- Каждый - маленький атомный гриб». Мария в ее возрасте увидела бы в снежных хлопьях хризантемы.
Вадим был раздражен и рассеян: только что от него увели Зину Ракитную. Посреди допроса она вдруг сказала: «А как там… терраса?» Он удивился внезапности вопроса, но не форме его. «Как там терраса?..» Она спросила о доме, о маме и Оле, об отце, Андрейке и Инге, о большом столе, за которым они всегда собирались три раза в день, о старой клеенке, где остались и ее кляксы (Оля занималась с ней, готовила в восьмой класс).
Только что от него увели Зину Ракитную, и на душе было смутно, беспокойно. В голову лезли мысли о Зине и не о Зине, но так или иначе с ней связанные - мысли о добре и зле.
Добро, которое человек получил в общении с другим человеком, не исчезает, не пропадает зря. Щедрость души окупается сполна, но не сейчас, не сразу. В этом - жестокость жизни по отношению к дающему. Ему не всегда возвращается. А может, и не нужен обмен?.. То, что он дал кому-то, вернется сторицей, и пусть не ему - другому. Разве не в этом - справедливость жизни, извечный и необходимый ее круговорот?
А зло?.. Ведь и оно не пропадает даром! И пусть ты не хотел зла, пусть ты был прав не рассуждающей сиюминутной правдой, а злом она обернулась помимо твоего желания и воли, все равно зло сотворил ты, ты пустил в оборот фальшивую монету, и пусть она не вернется к тебе, не забывай: она уже в обращении, теперь ее готовы всучить любому.
Взять бы сейчас Киру за руку и подвести к этой женщине, подвести близко, совсем близко, сказать: смотри - вот твоя правда!
Правда… правда… - думал Вадим, барабаня пальцами по оконному стеклу, - вот снег падает, легкий и чистый, как ребячье дыхание. Это - правда. А под ногами грязь чавкает, темное снежное месиво, и это правда. Что же, две правды?..
Нет, в том-то и дело, что правда одна: и то и другое - снег…
А мы тоже - добренькие…- раздраженно подумал Вадим.- Приятно быть добренькими, этак умильно на душе, самому от себя тепло. Легко быть добренькими, не задумываясь, что из этого выйдет. Пригласили девицу в дом - не как-нибудь, через газету, представления не имея, что за человек. А виновата одна Кира. Всегда виноват кто-то, только не я, не мы! И кто его знает, что хуже: Кирина холодная рассудочность или не рассуждающая, ни к чему не обязывающая доброта?