В дни, когда Павел находился у Вишняковых, в институте открылось: Юра не ходил на лекции, многих преподавателей не знал в лицо. И хвосты у него остались за первый курс. Его едва не исключили. За-бегала мать, все свои чары употребила - и Юра остался в институте. Его перевели на заочное отделение, справку о работе лаборантом в школе добыла, разумеется, мать.
Павел усмешливо наблюдал за матерью и сыном. Внешне они были похожи: оба высокие, статные, располневшие, с черными влажными глазами и усиками над верхней губой. Удивляло, что эта красивая женщина, учительница, с холеными руками, с алым лаком на длинных ногтях, с утра до вечера «ишачит» дома, как хорошая домработница, разве что натянет на руки резиновые перчатки. В школе были каникулы, и она стирала, мчалась на рынок, притаскивала тяжеленные корзины. «Ого! - сказал Павел, приподняв купленного ею индюка. - Килограммов на двенадцать потянет».
Приближался день приезда Юриного отца, но Павел не тревожился. Юра что-нибудь придумает для него.
И Юра придумал. Он свел его с Женей и «обработал» Женю:«Павел - личность!» - многозначительно сказал он, и Женя обещал поговорить с матерью и, когда приедет Вишняков-старший, забрать Павла в свой дом.
Павел впервые попал в «хорошую» семью, близко наблюдал жизнь людей не своего круга, жизнь обеспеченную, спокойную. И не завидовал. «И так всегда? - думал он. - Изо дня в день - одно и то же?..»
Мать и отец Павла - воры, отец до сих пор в тюрьме. Его, маленького, тоже посылали воровать. Еще в детстве он научился делить людей на свободных, какими были, в его представлении, родители и их дружки, и ишаков - тех, кто трудится. На ворованные деньги покупал папиросы и книги. Читал запоем. Особенно любил книги о войне. Он воображал себя разведчиком, брал в плен гитлеровских офицеров, убивал Гитлера и выигрывал войну.
Ему было тринадцать, когда арестовали отца и мать. Он убежал, несколько дней наблюдал издали за своим домом. Его не искали. Ночью влез в окно, съел все, что нашел на кухне, и смертельно испугал женщину своим внезапным появлением.
Женщина оказалась его опекуншей. Будет жить в квартире до его совершеннолетия, потом хозяином здесь станет он.
Павла определили в интернат. На воскресенья и праздники он приходил домой, опекунша его не обижала, но и не интересовалась им. Денег своих у него не было, а он уже привык к ним и стал потихоньку тащить из интерната все, что плохо лежало. Кончилось тем, что его исключили. Павел вернулся домой насовсем как раз в те дни, когда освободили мать.
Мать пришла домой не одна: с новым мужем, лет на пятнадцать ее моложе. Сын огрызнулся, и она купила ему гитару, давнюю его мечту. Павел начал играть на ней сразу, никто его не учил, и песни пел необычные, сам слагал или где-то слышал - не определить. Когда у матери собирались гости, Павла просили спеть, и он пел охотно - кричал свои песни с неистовой страстью, сам не понимая, что с ним творится. За это его Ревуном прозвали. «Жил бы в Америке,- сказал ему кто-то, - стал бы миллионером». Слова эти запали в душу. Позднее Павел решил, что быть миллионером скучно. Надо так устроиться, чтобы всегда можно было отхватить кусок, да не просто отхватить, а с риском. Жизнь матери ему не нравилась: мужья сменялись часто, Павел путал их имена. Возвращаясь домой ночью, никогда не знал, кого застанет в материной постели. Комната была одна, от него не таились. Последний муж матери, тоже молодой, красивый, с завитым в парикмахерской чубом, оказался человеком осторожным - сам в деле не участвовал, окружил себя ребятней, что-то где-то они для него добывали, совсем пацаны еще. Денег было мало, жмот этот по копейке выдавал. Надоело Павлу это. Простился с друзьями, притянул за уши ничейную, уличную собаку, окрещенную им Стерьвой, сказал с грустью: «Сдохнешь ты без меня, Стерьва!..» - и махнул в город покрупнее. И здесь разгулялся, как отец когда-то: ограбил квартиру, пировал с друзьями -на их и на свои - считаться он не любил. Катался на чужих машинах, звонил владельцам по телефону: «Ваш «мерседес» находится там-то и там-то в полной исправности… Благодарю за внимание». Месяца не погулял - сел в тюрьму. Вернулся и зажил по-прежнему. Парни смотрели ему в рот - так здорово все у него получалось. А когда Ревун пел, закрыв глаза, ши-роко раскачиваясь из стороны в сторону, сначала тихо, а потом вдруг начинал вопить под неистовый стон гитары, совсем балдели. Он мог распоряжаться ими, как хотел.