она этого хочет, я пока ещё не знаю. Я подхожу к комоду и вытаскиваю флоггер. Вообще, всё это дерьмо мне не очень нравится — слишком много позёрства, но для того, что я хочу от неё, ремень не подойдёт. Я провожу кожаными хвостиками по ладони, подходя к Эви, её взгляд следует за моими движениями, и в нём загорается искорка любопытства, когда я протягиваю ей флоггер. Она берёт его из моей руки, рассматривая.
— Тебе нужно будет воспользоваться этим. — Её глаза широко распахиваются, когда я произношу эти слова. Они всегда думают, что им придётся бить меня. Я смеюсь, когда она переводит взгляд с плётки на меня, и качаю головой. — Тебе придётся причинить боль самой себе, Эви.
Я слышу, как она сглатывает. Её глаза пристально вглядываются в мои, и на какую-то миллисекунду мне кажется, что она вот-вот заплачет. И я на это надеюсь.
— Почему я должна это делать? Какой в этом смысл? — пропуская кожаные ленты сквозь пальцы, спрашивает она.
— Ты не должна задавать вопросы. Ты должна быть послушной, подчиняться, — я выплёвываю последнее слово, потому что ненавижу его. — Но я скажу тебе, потому что, милая, ты мне нравишься. Смысл в дисциплине. Если ты можешь причинить боль сама себе, и я имею в виду реальную боль, то сможешь вынести от них всё, а поверь, то, что они будут делать с тобой… — не знаю, зачем я всё это ей говорю и почему притворяюсь, будто по-прежнему рассматриваю её кандидатуру на эту работу. Она здесь не для того, чтобы стать элитной проституткой. Она здесь потому, что я так захотел. И других причин нет.
Она кивает в знак согласия. Её голубые глаза остаются прикованными ко мне, а лицо — всё таким же бесстрастным, когда она поднимает в руке флоггер и бьёт себя через плечо. Громкий звук удара кожи по её телу эхом прокатывается по комнате. Она даже не вздрагивает: она остается неподвижной, а ее взгляд неотрывно прикован к моему.
— Ещё раз, — говорю я.
Ещё один громкий удар разрезает тишину, а затем ещё один и следующий. И никаких слёз, никаких криков. Она несгибаема, и от этого у меня такой стояк, словно мой член отлили из цемента. Она останавливается, бросая флоггер рядом, но я, улыбаясь, качаю головой.
— Я не говорил тебе прекращать.
Её глаза сузились, и в них горит негодование. Я сажусь на корточки перед ней и хватаю за подбородок.
— Сильнее… — шепчу я.
Она рывком освобождается из моей хватки, поднимает хлыст и снова, и снова бьёт себя по спине. Я теряю счёт этим ударам. Но, сколько бы раз кожаные полоски не вонзались в её кожу, она не ломается.
— Достаточно.
Чёрные кожаные кисточки распластываются по полу, когда её рука опускается. Она протягивает мне флоггер и смотрит на меня из-под своих густых тёмных ресниц. Её белоснежные зубы покусывают кроваво-красные губы.