Мне хочется ударить его за то, что он заставляет меня желать эти нечестивые губы. Мои ноздри раздуваются. Я вновь хочу ощутить на себе прикосновение его губ, хотя из-за этого попаду в ад, но мне плевать. И я целую его снова, хватаю его за рубашку и с силой сжимаю ткань в кулаке. Я прижимаюсь к нему своим разгорячённым телом, потому что сейчас мою душу облизывают языки адского пламени. Он — грешник, а я — грех, и всё, что сейчас происходит, — дело рук Сатаны. Губы Эзры двигаются к моей шее, затем вниз по горлу, клеймя мою кожу греховными метками. Я издаю стон — настолько хорошо он ощущается на мне, и это стон мерзкой маленькой шлюшки.
— Дверь, — рычит Эзра.
Я поворачиваюсь и пытаюсь попасть ключом в замочную скважину. Его грудь прижимается к моей спине, его размеренное дыхание щекочет мою шею. Сама же я не могу сделать и единого вздоха. Не могу думать. Но вот замок щёлкает, и я толкаю дверь. Стоит ей лишь приоткрыться, как собака вбегает внутрь и ложится у камина. Я вхожу в квартиру, и Эзра хватает меня за бёдра и прижимает к стене, захлопнув дверь ногой. Какой же он твердый! Я не могу не касаться его, не ощущать под ладонями каждый миллиметр его рельефных мышц. Его руки в моих волосах, тянут за них. Мне не должно быть так хорошо от этого. Я должна чувствовать себя грязной, нечестивой, мерзкой.
Его тёплые губы двигаются по моей шее, а потом сменяются зубами, которые кусают меня, оставляя синяки и причиняя боль, но это правильно — он наказывает меня за то, что я хочу его, когда нельзя. «Останови его, Эвелин». Но я не могу, потому что уже пала, и меня саму остановит лишь удар о самое дно. А я обязательно ударюсь о дно.
Эзра отрывается от меня, тяжело дыша. Его лицо в какой-то паре сантиметрах от моего.
— Я тебе устрою, маленькая убийца, — с рыком говорит он.
Руки, губы, языки. Он сдирает с меня платье через голову, потом поднимает на руки, а затем опускает на пол. Его руки сжимают мои бёдра так сильно, что после останутся синяки, его рот двигается по моему животу. Я издаю стоны, словно какая-то шлюшка, моё тело извивается под ним, хотя я мысленно приказываю себе не делать этого. Но мне это нравится. Я хочу этого. Хотя мне нельзя… но я хочу. Хочу, чёрт побери! Его пальцы вонзаются во внутренние стороны моих бёдер, грубо раздвигают их, и вот он проводит по мне своим мокрым языком, и я всхлипываю.
— Чёрт, на вкус как рай, — рычит он… вернее, шипит. «Эвелин, ты нечестива, ты грязна». Но Эзра говорит, что я как рай. Он сравнивает меня с раем, в его голосе слышен благоговейный трепет.